Когда она передала мне рассказ матери, ее чувства были еще очень свежи. Аврора объяснила, насколько легче ей стало, когда она, наконец, поняла, что ни в чем не виновата. Она говорила очень эмоционально, облегчение и годы боли слились для нее воедино, и я не мог заставить себя подробно ответить на ее расспросы о моем отце.

Я все еще чувствую себя виноватым за то, что принизил серьезность нашего с ним разговора. Аврора как открытая книга, ее мысли и чувства всегда на виду, а я не выдал всей правды. Сообщил только, что папа поссорился с мамой и просил меня о помощи. В общем, показал лишь верхушку большого айсберга.

Аврора много раз просила рассказать все. Всегда одинаково – нервно, обещая проявить терпение и понимание. Когда она расспрашивала в день визита, правда вертелась у меня на языке, но я не мог взвалить на нее свои проблемы после того, как услышал, что ей пришлось вынести самой: начиная от телефонного разговора с отцом и до нежданного приезда матери.

Если бы я выложил ей все, Аврора потратила бы много сил на то, чтобы помочь мне разобраться в своих чувствах, вместо того чтобы сосредоточиться на собственных проблемах. В конце концов я ей расскажу, но чем больше времени проходит после визита папы, тем слабее мое желание поделиться. Каждый день без просьбы о деньгах проблема кажется чуть менее глобальной, и, честно говоря, я на самом деле не готов об этом говорить.

Аврора любит, когда я делюсь с ней переживаниями, а я люблю доставлять ей радость. Но желание дать ей все, что она хочет, – это не то же самое, что готовность.

В один прекрасный день мне станет достаточно комфортно обсуждать с ней все мои проблемы с отцом. Теперь же, когда у меня было время осмыслить его визит, появилась крошечная надежда, что, может, он правда изменит положение дел. В этом трудно ориентироваться, особенно постороннему, и я предпочел бы поговорить с Авророй позже, когда буду понимать, что происходит. Не хочу ставить себя в неловкое положение, делясь этой робкой надеждой, которую он может не оправдать.

Моя семья – это весьма тяжелое эмоциональное бремя, и я не хочу напрягать Аврору, особенно после того, как она долгое время так старалась избавиться от груза собственного прошлого.

Аврора говорит, что этим летом училась делать правильные выборы, и она поедет на свадьбу, потому что хочет присутствовать на важном семейном событии. Это не спонтанная реакция, она так поступит не из-за оскорбленных чувств или неверных решений – ей действительно хочется поехать.

Если бы она решила, что ехать не хочет, то не стала бы этого делать, потому что сама принимает решения.

Я не могу заставить себя напомнить ей, что один лишь разговор с отцом вывел ее из себя настолько, что она была готова собрать вещи и уехать. Я хочу, чтобы ее поступки делали ее счастливой. Она взрослая и может сама принимать решения. Но я думаю, что Аврора поедет, потому что боится порвать отношения с отцом окончательно, а не потому что правда считает, будто эти отношения еще можно спасти.

Но если я все это скажу, то выставлю себя лицемером, поэтому я подбадриваю, что горжусь ею и буду рядом, несмотря ни на что.

Будет странно находиться вдали от нее, пока она на свадьбе. Я еду к Джей-Джею в Сан-Хосе на официальную вечеринку по случаю новоселья и, как бы мне ни хотелось взять с собой Аврору, буду рад пообщаться с друзьями.

За эти пару месяцев Аврора узнала меня глубже, чем мои друзья за годы, и с каждым днем я чувствую себя все лучше из-за того, что у меня есть она. Даже если папа исправится и бросит играть – и пить тоже, – мне потребуется время, чтобы забыть годы неловкости.

И я благодарен за то, что начну этот путь не в одиночку.

Глава 34

Аврора

В лагере царит атмосфера грусти: дети маршируют мимо окна к лагерному автобусу.

У Орлы день отъезда идет как по маслу: автобусы подходят по расписанию, вся организация на высшем уровне. Прощаться с людьми, с которыми провела больше двух месяцев, очень волнительно. В детстве я проводила этот последний день в слезах, обычно не отходя от Дженны.

К счастью, наши дети ведут себя взрослее, чем я в их возрасте, и хотя им грустно, большинство рады скорой встрече с родными. Все утро мы крутились как белки в колесе: необходимо было убедиться, что все вещи уложены в нужные сумки и чемоданы и готовы к отправке. Я рада, что у меня нет ни одной свободной минуты, потому что, хоть ребята и готовы к отъезду, я сама еще не готова прощаться с моей бандой детишек, которых мне удалось сохранить живыми и практически невредимыми.

Я распла2чусь, если представлю, что вечером их здесь уже не будет.

Фрейя и Садия отсидели мне ноги, вертясь на моих коленях и заглядывая в телефон Эмилии, пока мы ждем, когда придет очередь «Бурых медведей» уезжать.

Поппи показывает нам Биг-Бэн и здание парламента. Девочки в восторге. Обе знают, что Поппи приготовила Эмилии сюрприз, но не знают, какой именно, и очень взволнованы. Доверить секрет двум девочкам – все равно что поручить парням больного или засорившийся унитаз, – ужасная идея.

Остальные дети играют с парнями в флаг-футбол, но мы с Эмилией устали после ночной смены с двадцатью перевозбужденными детьми.

Я с нетерпением жду раскрытия секрета уже несколько недель, поскольку именно я его организовала. Я была уверена, что временами Эмилия, в сотый раз играя в тетербол, успокаивая скучающих по дому детей или пытаясь выяснить, нет ли какой живности в их постелях, жалела, что тоже не поехала в Европу.

Она очень помогала мне в отношениях с Рассом, сильно облегчая нам тайные свидания. К счастью, ей в самом деле интересно проводить время с Ксандером. Она даже хочет пригласить его в гости, когда мы вернемся в колледж.

Небо в Лондоне абсолютно серое, хотя сейчас август, и для новостей Поппи это не самый лучший фон. С улыбкой до ушей она объявляет о сюрпризе:

– Ты едешь в Лондон!

– Что? – кричит Эмилия. – Когда?

– Завтра! – кричит в ответ Поппи.

Эмилия, похоже, сейчас расплачется, поэтому я увожу девочек, чтобы не мешать. Мы садимся на скамейку смотреть футбол.

Расс одобрительно кричит Билли, замкнутому ребенку, который девять