В этот религиозный водоворот втянуло и первый развод Генриха VIII. Хотя Екатерина Арагонская родила пятерых детей, выжила только принцесса Мария (род. 1516), а король стремился иметь наследника-мужчину, чтобы обеспечить безопасность династии Тюдоров. К 1527 г. стало ясно, что Екатерина уже миновала детородный возраст; тем временем Генрих возжелал Анну Болейн, которая не сдавалась ему без обещания брака. Впрочем, аннулирование королевских браков случалось не так уж редко, и все могло быть разрешено без драмы, совершенно незаметно, если бы Генрих VIІІ не был знающим, хотя и лживым богословом.

Главное препятствие заключалось в том, что Генрих, опасаясь унижения в глазах других государей, настаивал на том, чтобы его развод был совершен компетентной инстанцией в Англии, потому что в таком случае он мог бы лишить свою жену ее юридических прав и запугать судей-епископов. Но его брак основывался на диспенсации папы Юлия II, по необходимости приобретенной Генрихом VII прежде всего для того, чтобы дать возможность юному Генриху VIII жениться на вдове брата; следовательно, дело подпадало под юрисдикцию Рима. Чтобы разрешить дело без обращения в Рим, принимая во внимание, что папа не склонен уступать желаниям короля, Генрих должен был доказать, вопреки мнению правящего папы Климента VII, что диспенсация, данная его предшественником, была недействительной, — это автоматически покончило бы с его браком на основании того, что юридически он вообще никогда не существовал. Тогда Генрих вновь стал бы холостяком. Однако такая стратегия увела короля из области брачного права в отдаленную и сверхчувствительную сферу папской власти. Если диспенсация Юлия II была недействительной, то только потому, что преемники св. Петра не имели права издавать подобные документы, а следовательно, папы ничем не отличались от прочих законодателей, преступивших границы своих полномочий.

Генрих был достаточно хорошим богословом, чтобы знать, что этого мнения придерживается меньшинство западных христиан. Он был также достаточно эгоистичным, чтобы вскоре подпасть под обаяние собственной способности убеждать; он поверил, что власть папы — несомненный обман, человеческий заговор с целью лишить королей и императоров их законного наследия. Генрих оглядывался на золотой период имперского прошлого Британии I на времена императора Константина и короля Луция I. На деле Луций I никогда не существовал, он представлял собой миф, фикцию относительно воображаемого донормандского прошлого. Однако британские «источники» Генриха показывали, что этот самый Луций был великим правителем, первым христианским королем Британии, наделившим британскую церковь всеми ее вольностями и владениями, а затем написавшим папе Элевтерию, прося его сообщить ему римские законы. В ответ папа объяснил, что Луцию не нужны никакие римские законы, потому что у него уже был lex Britannic (в чем был он ни заключался), на основании которого он правил как Церковью, так и государством.

«Ибо ты — наместник Господа в твоем королевстве, как говорит псалмопевец, «Боже! даруй царю Твой суд и сыну царя Твою правду» (Пс.72:1) *… Король получает свое имя от правления, а не от обладания королевством. Ты будешь королем, если ты правишь хорошо; но, если ты поступаешь иначе, имя короля не останется тебе… Господь вверил тебе править Британским королевством, чтобы ты мог править вместе с ним вечно, ибо ты — его наместник в королевстве».

Vicarius Dei — наместник Христов. Невероятно, но развод привел Генриха к вере в свое королевское верховенство, супрематию, по отношению к английской церкви.

С наступление кризиса, вызванного разводом, Генрих лично занялся политическими делами и управлением. Он выпроводил Вулси, оказавшегося в новых условиях безнадежно скомпрометированным, поскольку его легатская власть исходила непосредственно из Рима. Генрих назначил канцлером Томаса Мора, но это решение имело негативные последствия из-за щепетильного нежелания Мора быть вовлеченным в действия короля. Последний созвал Парламент, который впервые в английской истории составил вместе с королем, хотя и не без колебаний, законодательную ассамблею, обладающую всеобъемлющей компетенцией. Наконец, Генрих и Парламент в непревзойденном порыве революционного законотворчества отбросили верность Англии Риму, издав статуты об аннатах (1533), об апелляциях (1533), о супрематии (1534), первый статут о престолонаследии (1534), статут о государственной измене (1534) и статут против власти папы (1536). Статут об апелляциях провозглашал новый императорский статус Генриха VIII: вся юрисдикция в Англии, светская и духовная, теперь принадлежала королю — и отменил право папы решать английские церковные дела. Акт о супрематии провозгласил, что король Англии, а не папа является верховным главой английской церкви. Статут о престолонаследии стал первым в серии тюдоровских документов, призванных определить порядок наследования престола. Даже Томас Мор согласился с тем, что сама по себе эта мера вполне здравая, вот только статуту предшествовала преамбула, где папская юрисдикция отвергалась как «узурпация» императорской власти Генриха. Мор вместе с епископом Рочестерским Фишером и лондонскими картузианцами, наиболее аскетическими и благородными защитниками идеи папского примата, предстали перед судом по обвинению в «отрицании» супрематии Генриха VIII на основании статута о государственной измене. Согласно ему, злонамеренно лишать короля или королеву «достоинства, титула, или имени их королевских владений», т. е. отрицать супрематию Генриха было государственной изменой. Летом 1535 г. жертвы этого статута, а в действительности жертвы мстительности Генриха VIII были подвергнуты жестокой казни. Год спустя реформационное законодательство было дополнено завершающим статутом против власти папы, уничтожившим последние остатки папского авторитета в Англии, включая «пастырское» право папы как учителя разрешать споры о толковании Писания.

Теперь Генрих VIII контролировал английскую церковь в качестве ее верховного главы. Но почему же епископы, обладавшие решающим голосом в Палате лордов и на церковном соборе (Convocation), допустили Реформацию Генриха? Ответ отчасти заключается в том, что Генрих принудил своих оппонентов из числа духовенства к повиновению угрозами и карательным налогообложением, однако некоторые епископы, по сути, поддержали короля, хотя и с грустью. Они предпочли находиться непосредственно под управлением Тюдоров, с которыми можно было торговаться и договариваться, нежели подчиниться Парламенту, а именно такова была альтернатива. Уже в 1532 г. Кромвель стремился сделать тюдоровскую супрематию парламентской. Однако дело Парламента было ограничено механической, хотя и революционной по сути задачей принятия соответствующих законов. По мнению Генриха, образцами управления государством были императоры поздней Римской империи, особенно Константин и Юстиниан, управлявшие как Церковью, так и государством. Генрих считал, что его супрематия является «императорской», несмотря на использование Парламента. Королевская супрематия была «установлена Богом»; все, что сделал Парламент, так это с запозданием признал данный факт. Однако вся полнота последствий разрыва с Римом не была осознана вплоть до 1549, 1552 и 1559 гг., когда королевская супрематия стала орудием протестантской Реформации. Далеко не каждый понимал смысл того, что происходило в 30-х годах XVI в. Многие рассматривали статуты об апелляциях и супрематии как проявление временного конфликта между королем и папой, как дело, из-за которого не стоило становиться мучеником.