Ради спасения своего лица он должен был вступить в честный бой с господином Кусакой, однако на Анаши Кумару, который подвел своего господина и вероломно перебежал на сторону противника, это не распространялось.

Воины Якудзы резво бросились выполнять приказание. Послышался шум борьбы, но он длился недолго. Семеро в черном остались лежать на бетоне летного поля, а остальные отступили.

Сэнсэй Кусака заступился за своего ученика, и это в корне меняло дело. Хари Годзиро рассчитывал, что Ясука-сан поведет себя в соответствии с самурайскими законами, которые требуют, чтобы самурай защищал своего господина, а не наоборот. За свои поступки самурай должен отвечать сам, не прячась за чужую спину.

Но господин Кусака относился к своему новому ученику, как к недорослю, вовсе не задумываясь о том, самурай он или нет. И защищал его точно так же, как своего прежнего ученика Гири Ямагучи, который был выходцем из деревни и на самурайское звание не претендовал.

Это не добавляло чести Анаши Кумару, но зато спасло его от лютой смерти.

– Я сказал – взять его! – все так же негромко, но уже с нескрываемой яростью повторил Хари Годзиро, и на этот раз человек сорок воинов Якудзы ринулись на врага подобно стаду буйволов.

Количество людей в черном, лежащих на бетоне, заметно увеличилось, причем некоторых положил сам Анаши Кумару. Его жертвы отличались тем, что корчились от боли и даже кричали, хотя считается, что истинный самурай должен переносить любую боль молча.

Жертвы сэнсэя, наоборот, молчали и были неподвижны, как мертвые. Хотя на самом деле они были живы – даже теперь Ясука-сан старался не изменять своему главному принципу. – Не убивай, если можешь победить без смерти.

Вдоволь налюбовавшись этим зрелищем, Хари Годзиро понял, что Анаши Кумару ему не получить, пока жив Ясука Кусака. И он решил сменить тактику.

– Ясука-сан, – произнес он громко с почтительным поклоном. – Мой долг велит мне убить вас, ибо вы когда-то убили отца моего прадеда, и он до сих пор не отмщен.

– А мне совсем не хочется убивать тебя, – ответил на это Ясука Кусака, – У меня и без того слишком много забот. Ты же видишь – у меня новый ученик.

– Я вижу, – процедил Хари Годзиро. – С ним у меня особый разговор.

– Именно поэтому мне придется тебя убить, а это совсем ни к чему. До сих пор ты, в отличие от отца твоего прадеда, не сделал мне никакого зла.

– Конечно, его надо убить, – пробормотал Анаши Кумару. – Только позвольте, я сделаю это сам.

– Я бы позволил, – равнодушно сказал сэнсэй, – но ты же видишь – он хочет драться со мной.

Получалось, что у Анаши Кумару снова отнимают его законный поединок, а этого он вынести никак не мог.

И он вдруг, не дожидаясь окончания разговора, с громким криком бросился вперед, и Хари Годзиро, не ожидавший внезапного нападения, получил удар пальцем в бок раньше, чем успел подумать о защите.

Удар не был смертельным и даже не вывел господина Годзиро из строя, но боль сковала его движения, и предводитель Якудзы уже не мог драться в полную силу.

Правда, на помощь ему тут же кинулись еще стоявшие на ногах воины Якудзы. Ведь только Ясука Кусака был достоин честного поединка с господином Годзиро, а самурай, изменивший своему господину, не имел на это никакого права.

Но Ясука Кусака и на этот раз остался верен себе. Он встал на пути людей в черном, и Хари Годзиро так и не дождался подмоги.

Годзиро справился бы и без нее, но господин Кусака в прыжке случайно задел его краем своего кимоно. И это было последней каплей, которая добила предводителя Якудзы.

Вернее, добил его Анаши Кумару, ни на йоту не отступив от традиции, – пальцем в печень.

История повторилась, но с одним отличием, которое меняло все в корне. У покойного господина Годзиро было слишком много врагов и слишком мало детей, среди которых ни одного сына. Так что некому было объявлять Анаши Кумару кровную месть.

Хотя кое-кто считает, что от немедленной расправы юного самурая спасло только замешательство воинов Якудзы и своевременное прибытие полиции.

Дело в том, что господин Ясука Кусака слишком устал, положив на бетон не меньше сотни воинов, и кто знает, смог бы он защитить своего ученика, если бы уцелевшие бойцы напали на него вновь.

Но они, к счастью, не напали, а то, что Анаши Кумару тут же на месте арестовала полиция, уже не имело никакого значения.

Опасения, что Анаши Кумару придется вызволять теперь еще и из японской тюрьмы, оказались напрасными. За непроницаемыми лицами полиция старательно скрывала восторг, который охватил ее, когда желторотый юнец одним ударом уложил замертво грозного Хари Годзиро, с которым правоохранители никак не могли найти общий язык.

История этого поединка передавалась из уст в уста, обрастая выдуманными подробностями и преувеличениями. И уже к вечеру следующего дня слава Анаши Кумару почти сравнялась со славой Ясуки Кусаки во времена его юности.

Разумеется, о том, чтобы наказать юного самурая за это преступление, не могло быть и речи. Тем более что он, можно сказать, оказал полиции большую услугу. Самый реальный кандидат на замещение вакантного места предводителя Якудзы был куда более сговорчив, нежели Хари Годзиро, и к тому же предпочитал самые грязные (они же самые доходные) дела проворачивать за пределами Японии.

– Америке теперь придется несладко, – поговаривали токийские полицейские в кулуарах.

Они, конечно, сочувствовали своим американским коллегам, однако еще больше радовались за себя. И с радостью оформили убийство Хари Годзиро как чистейшую самозащиту перед лицом многократно превосходящих сил противника, имеющего преступные намерения.

Своего сэнсэя Анаши Кумару нашел в деревне, в усадьбе с видом на пруд Тринадцати Камней, путь к которой могла указать любая гейша в округе, хотя сам Ясука Кусака никогда не пользовался услугами гейш.

Это заметно удручало инопланетного Наблюдателя, которому в теле Ясуки Кусаки нравилось все, кроме отсутствия телесных наслаждений. Сэнсэю их заменяли медитации, однако Наблюдателя они удовлетворяли не вполне.

Зато Анаши Кумару на второй день пребывания в усадьбе привел в дом гейшу, и в тот же час дух мудреца на время покинул господина Кусаку.

Когда он, вкусив удовольствия в теле гейши, вернулся на отдых, сэнсэй встретил его ворчанием, в котором можно было прочитать сомнение в его мудрости.

Наблюдатель на это не обиделся, а Анаши Кумару, которому была адресована своя порция ворчания, вообще пропустил слова учителя мимо ушей.

Но учитель ворчал только для проформы. Ведь на самом деле он прекрасно знал, что никакие гейши не способны высосать из тела мужчины силы, необходимые для боя. Он даже подозревал, что для боя нужны одни силы, а для любви – другие, а к женщинам относился с предубеждением по другой причине.