Что-то – желчь или пламя – подступили к горлу. Николас не мог выдавить ни слова; он чувствовал, как части его будто бы встают в оцепление, не пропуская внутрь так хорошо знакомую боль.

Я был недостаточно быстр.

Я не успел найти тебя.

Я только хотел тебя спасти.

Собор надежды, который он тщательно возводил в своем сердце каждый день с тех пор, как их с Эттой разлучили, сгорел до основания отчаянием и безысходностью.

О господи. Господи!

– Картер, – раздался голос Ли Минь. – Может быть, мы все-таки пройдем через проход и найдем место, где можно будет присесть и хлебнуть воды, а?

Он покачал головой, отшатнувшись, и бросился снова осматривать неф, искать и открывать двери. Это не могло быть правдой. Ее сережка лежала вот здесь! Хемлок, должно быть, ошибся. Он бы почувствовал, разве нет? Он бы почувствовал, как обрушивается весь мир, если бы она умерла. Колокол его души смолчал бы.

– Она…

Она была мертва почти все время, что он ее искал.

Он гнался за привидением. Воспоминанием. Нет.

Нет!

София неподвижно следила за ним, позволив записке выпасть из пальцев. Ли Минь поймала его за локоть, и на это раз не дала стряхнуть свою руку.

– Я понимаю, о чем ты думаешь, но представь, каковы шансы.

– Он пишет, что она умерла в Техасе через два дня после того, как исчезла. Но тогда… тогда как здесь оказалась ее сережка? – в отчаянии спросил он.

Ответ Ли Минь был как всегда разъяряюще невозмутимым.

– Должно быть, кто-то забрал у нее сережку или выменял на что-то. Или это копия, может быть, из прошлого ее матери, до того, как та вообще подарила их дочери. Ее мог потерять и ты, в будущем вернувшийся сюда.

Слова китаянки просачивались одно за другим, отравляя последнюю крохотную надежду, еще шевелившуюся под кожей. Он не знал Эттину родословную от Адама, но уже хорошо знал Ли Минь. И верил ей.

Его живот взбунтовался. Он поскорее прижал кулак к губам, зажимая рот. Путешествия во времени. Чертовски невероятные, чертовски немилосердные, чертовски одурманивающие путешествия во времени.

Зачем он вообще согласился работать на Айронвуда? Почему не послушал Холла, советовавшего отгребать от этой семьи куда подальше? Почему не удовольствовался просто морем? Ему следовало не позволять себе снова попадаться в эту сеть. Она стремилась только поймать его, обернуться вокруг шеи и задушить.

Но это не остановило бы Айронвуда.

Тот все равно выкрал бы Этту из ее времени. И она бы отправилась на поиски в одиночку. Ничто, никто и никогда не остановило бы Айронвуда, пока тот не заполучил бы астролябию, а с нею – все, чего жаждал.

– Ее здесь нет, – прохрипел он, пытаясь в полной мере осознать значение этих слов.

Ли Минь кивнула.

– Она… – Николас заставил себя выговорить это, – скорее всего, никогда здесь не была.

София отвернулась. Гордость боролась в нем с унижением, но затем обе утонули в опустошенности, лишившей его дыхания, уничтожившей годы опыта, ожесточения против мира. Она отняла у него даже ту малость самоуважения, которую он сумел наскрести со своей небогатой им жизни. А осталась в нем лишь та же боль, что он ощущал еще ребенком, сидя в одиночестве в темном чулане дома Айронвудов в Нью-Йорке, ожидая сигнала, что можно вылезать наружу.

– Спасибо, – сказал он Ли Минь. – Я прошу прощения… Я… не в себе… Теперь я верю…

– Будешь разыскивать ее мать, чтобы сообщить ей? – спросила китаянка. – Эту Роуз Линден?

– Нет. Я почти уверен, что она уже знает, – ответил Николас. Возможно, потому-то она и не явилась к месту встречи.

– Если бы она уже отомстила, мы бы услышали, – заметила София. – Такого рода новости в нашем кругу расходятся быстро.

В конце коридора замерцал свет – кто-то шел в их сторону. София схватила задеревеневшую руку Николаса и потащила его к двери, рядом с которой они стояли. Он бессознательно пытался упираться, словно новый круг поисков мог принести другие плоды. Ли Минь схватила свечу со стены и, распахнув дверь, заперла ее за ними.

Николас узнал Пьету, едва увидев, однако его удивило, что она стояла в такой маленькой часовенке. Каррарский мрамор был безупречен, лучась теплом в свете луны. Дева Мария, слишком юная, чтобы держать тело взрослого сына, являла таинственное противоречие нежности и горя.

Любовь. Жертвенность. Освобождение. Бесконечная, вечная история – нет, эта война путешественников была не столь чиста. Это была история мести, кровной вражды семейств, воевавших так долго, что уже не помнивших, кто же пролил первую кровь. Кто-то из Айронвудов убил кого-то из Линденов, а Линден привел к смерти наследников Айронвудов, и тогда Айронвуды лишили жизни наследника Линденов. Чудовищная симметрия не ограничивалась лишь двумя семьями. Должно быть, подобные войны случались сотни, тысячи раз за многие века, повторяя цикл, в который затянуло и его самого.

Разглядывая чистое лицо, высеченное в камне, пока София и Ли Минь шептались за его спиной, Николас почувствовал такой покой и тишину, словно превратился в глаз урагана. В мерцании свечей было так легко представить себе согретое пламенем камина лицо миссис Холл, читавшей им с Чейзом из Библии, как всегда по вечерам. «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию…».

Что ж, у Бога была возможность свершить суд над злом в сердце Сайруса Айронвуда, однако он бездействовал. Николас впервые в жизни усомнился в его приговоре, ибо тот был неверен, несправедлив.

Эта роль отдана мне.

– Мне нужен проход, – объявил он. – Обратно в 1776 год.

Разговор Ли Минь и Софии оборвался.

– Послушай, Картер, – начала София. – Я знаю, что ты чувствуешь…

– Да ну? – холодно спросил он. – А что бы ты почувствовала, узнав, что Джулиан выжил при том падении и не был потерян ни для тебя, ни для кого из нас?

Его удивило, как легко вытекали слова, сдерживаемые внутри так долго. Какая-то часть его даже осознавала, насколько бесчувственно вываливать все это на Софию, но Николасу было не до того, чтобы переживать за нее – ему было так плохо, что он не мог не переложить часть боли на кого-то другого. Тем более что у всех присутствующих было чем поделиться друг с другом.

София резко повернулась к нему, приоткрыв рот.

– Я ошибочно интерпретировал тот миг на скале. Но Роуз Линден исправила мое заблуждение. Его осиротило смещение временной шкалы, и он решил к нам не возвращаться. Приношу извинения, что не сказал раньше, – добавил он под влиянием проклятого чувства вины, родившегося при виде ярко горящего темного глаза девушки. – Сначала, до того, как ты рассказала, чего на самом деле хочет твое сердце, я думал, если ты узнаешь, что он жив, то захочешь найти его и восстановить вашу помолвку. Вымолить прощение Айронвуда. А потом просто не хотел, чтобы ты отвлекалась.