Сказав это, она поставила рядом с чашками два наполненных бокала, для себя и для Ральфа, графин же предусмотрительно оставила в пределах досягаемости.

Но Ральф ни к чему не прикоснулся, лишь неподвижно смотрел вперед, положив руки на колени. Тетя Элизабет сделала большой глоток, закашлявшись от удовольствия, когда крепкая жидкость наполнила приятным теплом желудок и добежала оттуда до пальцев рук и ног. Она чуть сознания не лишилась, когда сегодня, средь бела дня и без предупреждения, у входа в небольшой домик на Сидней-плейс, 4, оказалась ее племянница с мужем, месяцами не подававшие признаков жизни, причем оба – в ужасном состоянии. Но после первого испуга в тете Элизабет быстро одержал верх прагматизм, она велела Бэтти приготовить горячую ванну, отправила Ральфа в салон, а Майю мыться, надела на племянницу одну из своих ночных сорочек с многочисленными оборками и уложила в кровать, где та моментально заснула. Только тогда тетя Элизабет смогла внимательно рассмотреть Ральфа, мужа своей племянницы.

С тех пор как она в последний раз видела лейтенанта – «с тех пор прошло уже больше года, Боже милостивый, как летит время!» – он ужасно изменился. Похудел, почти отощал, лицо загорело, губы потрескались, словно он пересек Сахару и вернулся обратно. Майя тоже выглядела странно – плохо сидящее дешевое платье, явные следы тяжелых нагрузок. Но возможно, именно так и выглядят люди с дороги после дикой Аравии… Еще сильнее тетю Элизабет потрясли их лица: тяжелая усталость и отпечаток больших потрясений, пошатнувших внутренние устои. Больше всего тетю напугали глаза племянницы, большие, с опустевшим взглядом, – она пыталась найти в них хоть что-нибудь, но зацепиться взглядом было не за что. «Неудивительно, что сначала она захотела поехать ко мне – если Джеральд и Марта увидят ее в таком состоянии, у них разобьется сердце! Должно быть, кое-что она еще соображает…»

– Может быть, вы наконец расскажете мне, что с вами случилось?

Ральф долго не двигался, словно ему понадобилось время осмыслить вопрос, потом глубоко вздохнул и потер лицо руками.

– Простите, миссис Хьюз, – я не могу об этом рассказывать. Распоряжение сверху.

Тетя Элизабет громко втянула носом воздух.

– Мой дорогой Ральф – я ведь могу называть вас Ральфом? Все-таки вы член семьи… Сплошная военная конспирация: кто, по-вашему, здесь перед вами сидит? Именно леди почтенных лет, проводящая дни за чаепитиями, вязаньем, рукоделием и в церковном приходе. Как вы думаете, что случится, если я отправлюсь с вашими злободневными тайнами в газету, растрезвоню весть по всему городу или даже донесу его величеству? Ммм? Угадайте? Никто не поверит ни единому моему слову! – Она вновь наполнила опустевший за это время бокал и резко отставила графин. – Вы совершили смелый поступок, когда удрали с моей племянницей, но вернули вы ее в весьма плачевном состоянии – и за это должны объяснение! Ну же, вперед!

Даже полковник Коглан или лейтенант Плейфер инстинктивно вжали бы голову в плечи после этой громовой речи. Мог ли удерживать в себе правду лейтенант Гарретт? И он рассказал все, начиная с похищения Майи и приказа Коглана ее вернуть, о путешествии в глубь Аравии вплоть до того момента, как Майя выехала им навстречу по древней дороге ладана и он наконец снова смог заключить ее в объятья. Брови тети Элизабет поднимались все выше и уже почти дотянулись до вдовьего чепчика. Его рассказы вовсе не походили на то, что она читала по его с Майей лицам – Элизабет Хьюз не поверила ни единому слову. Как же завидовала она мужчинам в целом и своему брату в особенности, завидовала той опоре, какую им могла предоставить трубка! Выскабливать, набивать заново, обстоятельно разжигать и сосредоточенно дымить – все это позволяло полностью сосредоточиться на собеседнике и привести мысли в порядок. Начатая пара носков – за год она вязала больше дюжины для благотворительности – была хорошей альтернативой. Но Элизабет Хьюз не решилась встать и принести сюда корзинку с рукоделием – еще, чего доброго, Ральф подумает, будто она не воспринимает его приключенческие рассказы всерьез.

– Сначала она казалась очень веселой, – продолжил он, теперь уже крепко вцепившись в коньячную рюмку. Тетя Элизабет относилась к типу людей, перед которыми послушно раскрывали сердца даже незнакомцы, и Ральф Гарретт не стал исключением. – Но чем дольше мы шли, тем она становилась молчаливее и мрачнее. Словно вспоминала о чем-то, случившемся с ней на пути туда, и страдала. А в Адене, – он сделал большой глоток, глубоко вздохнул и снова выпил, – Майя как будто помешалась. Не хотела оставаться там ни одного дня, почти не подпускала меня к себе. Не дала осмотреть себя Стиггинсу – нашему врачу, доктору Штейнхаузеру, – чтобы узнать, действительно ли все в порядке! К счастью, – он благодарно кивнул тете Элизабет, когда она налила ему и добавила себе, – к счастью, полковник предоставил мне срочный отпуск. Из положенных мне шестидесяти дней за прошедший год службы половина ушла на дорогу в Ижар и обратно, но полковник понял, как нам с Майей необходим отдых, и освободил меня до середины ноября. – Он помассировал свободной рукой лоб. – Должно быть, она пережила нечто ужасное. Сколько я ни пытался ее расспрашивать, она не желает об этом говорить, лишь постоянно твердит, что все хорошо. Но это не так! Даже… – он сделал видимое усилие, но продолжил говорить, – эти ублюдки даже отобрали у нее обручальное кольцо и цепочку с медальоном! – Ральф потер указательным пальцем нос, но отказался от протянутого тетей Элизабет кружевного носового платка. – А Коглан, – на его лице отобразилось глубочайшее презрение, – Коглан даже не думает об ответном ударе. «Чего вам еще, лейтенант, – процитировал он, подражая манере начальника, – вы и так получили ее назад невредимой! Все ведь в порядке!»

Ральф уставился в свой стакан с остатками коричневой жидкости.

– Все в порядке, – горько повторил он. – Ничего не в порядке. Ничего. – Он пристально посмотрел на тетю Элизабет и понизил голос до испуганного шепота: – Я ее больше не узнаю́, миссис Хьюз. Ее даже не расстроило, что я потерял важные вещи, которые хотел привезти. Это больше не моя Майя.

«Ах, эта удивительная мужская манера говорить о нас, женщинах, собственническим тоном, как о собаках. Мой спаниель Лорд Нельсон. Моя Элизабет. Моя Майя. И как охотно вы жалуетесь, когда мы перестаем быть теми невинными овечками, на которых вы когда-то женились!» Но, памятуя о тяжелых неделях, пережитых не только Майей, но и ее мужем, тетя Элизабет проявила терпимость.

– Все наладится! Майя – истинная Гринвуд, а наше семейство издавна отличалось выносливостью. – Она посмотрела на Ральфа с искренним сочувствием. – Вы наверняка тоже хотите отдохнуть. К сожалению, у меня всего одна гостевая комната, но…

– Огромное спасибо, миссис Хьюз, – Ральф поднялся. – Сегодня я хочу продолжить путь к семье, в Глостершир. Я надеюсь там кое-что уладить и решить несколько финансовых вопросов. У меня значительные долги перед администрацией Адена после всей этой истории. Я не хочу служить там вечно, пока не выплачу их из жалованья, поэтому нужно поскорее обо всем позаботиться.

Отпускных Ральфу едва хватило на оплату дороги на родину, о непогашенных карточных долгах он старался не думать и остерегался упоминать о них при энергичной тетке Майи.