Лал опустился на табурет у постели, глядя на трудно вздымавшуюся и опускавшуюся грудь, — и у него самого перехватило горло. Он осторожно положил свою ладонь поверх холодной безжизненной кисти и переплел свои пальцы с ее пальцами.

— Корбиньи, — прошептал он тише ее дыхания, — это Лал. А потом он сидел тихо, держа ее за руку, глядя на ее лицо и ни о чем не думая — по крайней мере, так бы он сказал любому, кто его об этом спросил бы. Возможно, он даже задремал, потому что не заметил, что у нее открылись глаза — пока она не произнесла его имя.

— Анджелалти?

— Да? — Он подался вперед, чтобы ей лучше было его видно, и крепче сжал ей руку. — Я здесь, Корбиньи, и достаточно здоров, хотя, похоже, у меня талант получать пулю в плечо.

Ему показалось, что на крепко сжатых усталых губах промелькнула улыбка — и он тоже улыбнулся.

— Я пообещал твоему врачу, что не стану тебя утомлять, — сказал он, кивком указывая туда, где у огня нес свое дежурство мальчик. — Но я надеюсь, ты не станешь возражать, если я побуду рядом.

— Так мне будет спокойнее спать, — прошептала она. — Да хранят тебя боги, кузен. — Ее глаза на секунду помутнели, но тут же снова стали ясными. — Как там люди из Ворнета?

— На попечении Телио, — ответил он. — Потом придется думать, что с ними делать. Но тебе надо отдыхать.

— Через минуту, — ответила она, но после этого замолчала, прерывисто дыша и слабо цепляясь за него холодными пальцами.

— Корбиньи… — Страх выжал у него из глаз слезы, а в памяти зазвучал испуганный мальчишечий крик: „Она может умереть!“. — Надо переправить тебя на „Гиацинт“. Медустановка…

— Вряд ли мне выдержать переезд, — прошептала она так, словно это не имело особого значения. Казалось, она стала под мехами совсем маленькой и слабой, пальцы ее разжались, веки тихо сомкнулись. — Я счастлива, что ты со мной, Анджелалти…

Ощущая на сердце леденящий ужас, Лал прошептал:

— Спи, Корбиньи. — Он прикоснулся к ее щеке, приложил палец к ее губам. — Я буду здесь, когда ты проснешься.

— Сплю… — пробормотала она и затихла. Дыхание ее немного выровнялось, а пальцы бессильно полусогнулись.

Он выпрямился, видя признаки приближающейся смерти, думая о „Гиацинте“ — таком близком и таком недосягаемом в этот момент крайней необходимости. Получается, что Корбиньи умрет из-за расстояния всего в километр…

Послышался звук, словно что-то процарапало по камню. Лал вздрогнул, полуобернулся, не вставая с табурета…

И склонил голову перед фигурой в зеленой мантии с поднятым капюшоном и с широкими рукавами, скрывающими кисти рук. В ногах постели Корбиньи стоял один из Телио.

Человек ответил таким же вежливым кивком, высвободил руки и откинул капюшон, под которым оказалось приятное лицо мужчины средних лет.

— Трезубцедержец, — заговорил он негромко, — я — Третий из Пяти Телио. Привратница сообщила мне о смятении, о восстании против избрания. Телио призваны обучать, а все Биндальчи — предоставлять все, о чем ни попросит Трезубцедержец.

Он снова спрятал кисти рук в рукава и застыл, демонстрируя готовность ожидать хоть весь день. Лал ответил ему пристальным взглядом:

— Я прошу жизни для этой женщины.

Третий из Пяти шевельнул плечами, и на его лице отразилась бесконечная печаль.

— Трезубцедержец не ребенок.

— Конечно, — подтвердил Лал. — Но также и не совсем дурак, Я требую следующих вещей, и требую их немедленно: всю и всяческую информацию о прошлых деяниях Трезубца, его создании и его конечном предназначении.

Третий заморгал глазами и поклонился:

— Трезубцедержцу достаточно только попросить, — произнес он официальным тоном. — Немедленно будут отправлены гонцы во все священные сокровищницы. Анналы будут доставлены тебе со всей поспешностью, хоть я и сожалею о том, что сию минуту ты можешь получить только последние записи.

— Этого достаточно, — ответил Лал. — Ты научишь меня — немедленно — способу общения с Трезубцем.

Третий наклонил голову, и на его лице отразилось недоумение:

— Общения?

— Общения, — резко подтвердил Лал. — Не веди со мной игры, сударь мой. Я ранен, а моя кузина угасает у меня на глазах. Каратель Шлорбы избрал меня, если вам верить, для сотрудничества в его нынешнем предприятии. Хорошо, я стану его партнером. Однако я прошел обучение и получил звание мастера. Я мастер своего искусства, у меня свои принципы. Я не дитя, которое Каратель может лепить по своей прихоти, не пустой сосуд, который можно наполнить и использовать бездумно. Если у нас будет партнерство, то с волей Лала сер Эдрета придется считаться.

— Ох! — Телио отвесил Лалу глубочайший поклон, глаза его сияли. — Об этом необходимо будет рассказать певцам! — воскликнул он и простер руки. — Меня учили, что Каратель говорит, но мудрость, которой ты требуешь, мне недоступна. Сейчас я уйду, с дозволения Трезубцедержца, и пришлю Первую из Телио. Только она сможет обучить тебя этим таинствам.

— Мне не важно, кто меня будет учить, — отрезал Лал, глядя на меркнущее лицо Корбиньи, — но я требую, чтобы это было сделано немедленно.

— Немедленно, — повторил Телио, с лихорадочной поспешностью раскланиваясь и удаляясь. — Немедленно, Трезубцедержец.

Лал глубоко вздохнул, закрыл глаза — и изумленно открыл их, ощутив неожиданное движение ее пальцев.

Глаза Корбиньи были открыты и смотрели на него с некоторым недоумением.

— Он говорит, Анджелалти?

Он вздохнул, поднял руку и прижал ладонь к ее щеке.

— Он говорит, — ответил он, и слезы, которые щипали ему глаза, наконец пролились. — Корбиньи, не оставляй меня.

Планетника звали Борджин Во Рисс, и он заявил о своей полной готовности показать им дорогу к Телио. После этого он сообщил, что вечер стремительно приближается, и намекнул, что старец и мальчик могли бы переночевать в деревне Борджина, а к Телио отправиться утром.

— Неплохая мысль, — признал Финчет. — По правде говоря, мы немного утомились.

Борджин был рад мудрости старца, о чем и сообщил. А еще он сообщил, что его вождь будет рад возможности поговорить о том, кто назвался другом Свидетеля Телио. Он помахал рукой — и к нему шагнули двое из полудюжины воинов, которых он привел с собой, чтобы обследовать упавший с небес предмет.

— Они могут взять вашу ношу, отец.

— Любезно с вашей стороны, — сказал Финчет, — но мы свое понесем сами.

Борджин смутился, на секунду задумался — и снова взмахнул рукой. Бойцы его отряда достали фляжки с водой. Борджин предложил свою старику, и тот жадно к ней припал. Рифта, его заместитель, дал напиться ребенку. Остальные шестеро тоже сделали по глотку из вежливости, и отряд тронулся в путь. Кольцо воинов надежно прикрывало мальчика и старика со всех сторон.