Снова перечитав некоторые разделы документов, Илларионов понял, что это не так. Программы ментальной коррекции содержались в тех «потерянных кластерах» и активировались фразой о Джоне Ленноне. Причем произнести эту фразу должен был не сам Илларионов, даже вслух или со звукозаписи, а непременно кто-то другой. Здесь таилась опасность. Очень вероятно, что за Илларионовым беспрерывно следят. Не успеет он подвергнуть себя действию импульсной программы, как его попытаются превратить в раба фразой о Ленноне… Но получится ли у них? Человек – не машина, он может сопротивляться. Одно дело, когда он пассивно следует за событиями или не знает, что с ним творят, и другое – когда он подготовлен, заряжен на борьбу. Хотя, возможно, это всего-навсего самообман и они сильнее его… Но иного выхода нет. И сделать это нужно не откладывая, потому что другого времени может не быть.

Профессор закрыл глаза. Он был сосредоточен, но едва ли спокоен. Он хорошо представлял себе угрозу для собственной психики. Если ему удастся разблокировать память, информация придет к нему не как что-то далекое, почти отвлеченное, как случилось бы в его санкт-петербургской квартире, прослушай он тогда подмененный диск. Это будет взрыв… После посещения Темной Зоны.

Открыв глаза, он опустил пальцы на клавиатуру…

И был взрыв. За колонками цифр, за изящными уравнениями и стройными графиками теснились образы ужаса, воплощались тени совершенных Илларионовым преступлений, метались чудовищные призраки человеческого страдания. И снова тот неотвратимый и отстраненный взгляд ИЗВНЕ… Не ощущение. Безусловная реальность. Искупление – вот слово, которое черными буквами тянулось через лист стремительно заполняющейся памяти профессора. Искупить свою вину, попытаться спасти не себя – других.

Действия Илларионова за компьютером не вызвали чьей-то реакции, по крайней мере очевидной и незамедлительной. Было не до него в связи с приездом Довгера или еще по какой-то причине – профессор мало думал об этом. Он вспомнил, он вернулся, и теперь он совершенно точно знал, что должен сделать.

– Ну, разумеется, Комлев, – с горечью сказал Довгер. – Разумеется. Раз уж вы здесь, вы хотите получить все и прямо сейчас.

– Я вовсе не хочу получить все, – возразил Джон Шерман, – тем более прямо сейчас. Пока остановимся на планах лабораторного комплекса.

Они находились в просторном, обставленном скромно и без излишеств кабинете Довгера на уровне М. На столе стояли чашки с превосходным бразильским кофе, в пепельнице дымилась зажженная сигарета Ники. Вполне обыденная картина беседы трех симпатичных друг другу людей – если забыть, что в кармане пиджака серого шерстяного костюма Джона Шермана покоится пистолет «Сан Кинг М-100» (на сей раз без глушителя, ради компактности) и такой же пистолет лежит в кармане свободной куртки, выбранной Никой перед полетом на остров Суханова. Впрочем, Шерман уверял Нику, что надеется обойтись без вооруженных стычек, но… Оба прибыли с ору­жием. Понятно, что эмиссаров Pay и Фолкмера не посмели обыскивать. По приказу Довгера с ними обращались со всем подобающим пиететом, а кто они такие – главе проекта ведомо…

– Да зачем вам эти планы, для подготовки штурма? – Профессор не мог вложить в свои слова еще больше сарказма. – Я не по доброй воле сотрудничаю с вами, но причина, заставляющая меня…

– Вот-вот, причина, – не дослушав, подчеркнул Шерман. – Хорошо, что вы постоянно помните о ней. Планы у вас только в компьютере или есть и на бумаге? Я имею в виду не инженерно-техническую документацию, а что-то более пригодное для беглого знакомства.

– Есть оба варианта, – со вздохом ответил про­фессор. – Компьютерный, конечно, удобнее. Там можно включить любые проекции, сечения, легко прослеживаются взаимосвязи между различными частями комплекса…

– Нет, давайте бумаги. Пока мне хочется получить самое общее представление, тогда будет проще и в компьютерных схемах разбираться.

Пробормотав «как прикажете», Довгер открыл сейф и перенес на стол несколько пухлых папок.

– Вот здесь, – он указал на верхнюю папку, – отдельно чертежи каждого уровня, расположение жилых, рабочих и вспомогательных помещений, все очень наглядно.

Шерман кивнул и отложил папку в сторону.

– А вот тут, – Довгер жестом объединил остальные папки, – подробнее и сложнее. Как вы понимаете, жизнь подземного комплекса целиком зависит от систем вентиляции, энергоснабжения, связи, от бесперебойной работы внутренних коммуникаций, да много еще чего. Какая-то мелкая, вроде бы техническая неприятность, скажем, в обычной городской инфраструктуре вызовет временные неудобства. Для нас точно такой же сбой может означать катастрофу… Вот в этих папках и показаны наши системы жизнеобеспечения и все с ними связанное.

– С них и начнем, – решил Шерман. – С вашей помощью мы быстро управимся.

– С моей помощью! Ну да, пара дней… А у меня нет других забот, кроме как втолковывать вам устройство водопровода. Вы не забыли, что имеется и главная задача, ради которой ваши друзья прислали вас сюда?

– Не забыли, – сказал Шерман. – Пары дней не понадобится, я не намерен становиться экспертом. Но кое-что поясните…

Раскладывая на столе чертежи, Довгер продолжал ворчать, и Шерман не останавливал его. Нике припомнилось где-то вычитанное или услышанное ею изречение: «Всегда нужно давать противнику возможность сохранить лицо. Важно только, чтобы при этом он не сохранил больше ничего».

Особенно заинтересовали Шермана вентиляционные шахты. По его просьбе Довгер достал и развернул более подробные схемы.

– На поверхность, – говорил профессор, используя авторучку в качестве указки, – выходят двадцать шесть больших и сорок шесть малых вентиляционных шахт. Большие шахты могут при необходимости – например, в случае крупной аварии – служить и для эвакуации персонала. Каждая из них является стержнем сложной, разветвленной структуры. Как вы видите, над каждым уровнем, или этажом комплекса, исключая верхний, естественно, находится что-то наподобие чердака, жилые и рабочие уровни прослоены техническими. Помимо систем вентиляции там расположены емкости для воды, резервные генераторы, дренажные коммуникации, распределительные узлы кабельных сетей, а также…

Его прервал телефонный звонок. Профессор снял трубку, но Шерман глазами указал на устройство громкой связи. После секундного замешательства профес­сор включил его.

– Довгер у телефона.

– Виктор Генрихович, – послышалось из динамика, – срочный вызов по первой линии.

– Иду. – Профессор вернул трубку на аппарат и щелкнул тумблером.

– Что за первая линия? – спросил Шерман.

– Санкт-Петербург. Немногие имеют право пользоваться первой линией, да кроме них и техников, никто и не знает о ее существовании.

– А нельзя ли переключить разговор сюда?

– Нет, мне придется подняться в комнату специальной связи. По первой линии ведутся порой беседы, не предназначенные для посторонних ушей, и мы вынуждены заботиться о секретности.