– Но зачем, Спор? Почему ты желала Нерону смерти?

– Я возненавидела его… к концу. Наверное, любила… когда-то. Не знаю. Меня постоянно терзал стыд… из-за того, что он со мной делал… чего от меня хотел. Кто я такая, Луций? Мальчик, которого твой отец однажды заметил в Золотом доме и познакомил с Нероном? Поппея? Или… Лукреция? Почему все пытаются сделать из меня кого-то?

Спор снова скорчилась, лицо исказилось. Глаза блестели, как битое стекло.

– Я заставила Нерона умереть. Значит, из-за меня все беды. Не понимаешь, что именно я создала Вителлия? И навлекла на себя распад. Подержи меня за руку, Луций. Я уже ничего не вижу. И не слышу. Мне холодно. Возьми меня за руку, я буду знать, что ты простил.

Луций коснулся хрупкой руки Спора. Ладонь была холодна как лед. Спор содрогнулась и напряглась. Она широко разинула рот, пытаясь вдохнуть. Из горла вырвался клокочущий звук. Фасинум выскользнул из-под тоги Луция и закачался перед нею. Спор простерла руку, крепко сжала его и притянула к себе.

Затем ее хватка ослабла, амулет выскочил из пальцев. Глаза погасли.

Луций долго смотрел на нее, затем огляделся вокруг. Он увидел на туалетном столике зеркало, в которое она, верно, смотрелась, когда укладывала волосы и красилась, – круглая серебряная вещица с эбеновой ручкой, принадлежавшая некогда Поппее. Поппея и Спор глядели в одно зеркало и видели в нем одно и то же лицо.

Он поднес гладкую поверхность к ноздрям Спора. Начищенное серебро не затуманилось. Спор была мертва.

* * *

Эпафродит послал гонца уведомить Вителлия о случившемся. Пришел Азиатик – удостовериться. Дом он покинул в бешенстве. Преторианцы, караулившие жилище Эпафродита, ушли.

Общегородской пир в честь Нерона прошел на следующий день по плану. Гости остались под впечатлением даже в отсутствие пьесы Вителлия. В городе много дней судачили о «Щите Минервы» – пока не пришли новости о разгроме войск императора на севере и беспрепятственном марше на Рим отрядов Веспасиана.

С террасы Эпафродита Луций пытался различить, нет ли паники в Золотом доме. Многочисленные императорские приживалы – друзья, родственники, сторонники, подхалимы – поспешно собирали все ценное, что могли унести, и готовились к бегству.

К Луцию присоединился Эпафродит:

– Вителлий собирается выступить и отречься. Он послал за мной, чтобы я набросал ему речь.

– И ты пойдешь?

– Я отправил гонца назад без ответа.

Луций нахмурился:

– Отречься? Так не поступал ни один правитель. Тот, кто стал императором, и умирает как император.

– Нерон подумывал об отречении. Наверное, именно поэтому Вителлию и понадобился мой совет, хотя мои попытки помочь Нерону оказались неудачными.

Луций кивнул, но промолчал. Он не сказал о покаянии Спора ни Эпафродиту, ни кому-либо другому.

Они услышали шум потасовки и глянули за парапет. Две хорошо одетые женщины дрались во дворе из-за греческой вазы. Сосуд выскользнул у них из рук и разбился о мостовую. Рассвирепевшие фурии вцепились друг в дружку.

– Очевидно, – заметил Эпафродит, – Вителлий попросит предоставить ему безопасный выход из города с женой, ребенком и миллионом сестерциев из казны.

– С миллионом сестерциев? Как мало – во столько же обошелся его драгоценный «Щит Минервы»!

– Речь будут слушать Флавии, здешние родственники Веспасиана. В случае их одобрения возможна бескровная передача власти.

Боровшиеся внизу женщины повалились наземь. Одна схватила осколок вазы и полоснула противницу по щеке.

При виде крови Луция замутило, и он отвернулся.

* * *

Луций и Эпафродит стояли в толпе на южной стороне Форума. Перед ними находилась широкая мраморная лестница, восходившая к главному входу в Золотой дом с его узорным фасадом из позолоченной плитки и цветного мрамора. За портиком над линией крыши Луцию были видны голова и плечи Неронова Колосса, тускло блестевшие под свинцовым децемберским небом. В соотнесении с огромной статуей все прочее выглядело причудливо малым. И каким ничтожным казался Вителлий, готовый обратиться со ступеней к толпе, в сопоставлении с нависшей над его головой статуей! Человек, столь огромный в октогональной обеденной зале, сейчас представал букашкой, крошечным существом, которое легко прихлопнуть ладонью. Не лучшее впечатление производили и шеренги преторианцев, выстроившиеся по сторонам от императора.

– Вон туда посмотри. – Эпафродит указал на группу только что прибывших мужчин в тогах, которые пробирались в первые ряды толпы. – Полюбуйся, как все расступаются перед ними. Это Флавии.

Веспасиановых родственников окружала огромная свита из рабов, вольноотпущенников и свободнорожденных сторонников. Их приход возбудил на Форуме самые разные чувства: страх, надежду, возмущение, любопытство.

– Смотри в середину, – сказал Эпафродит. – Вон тот, перед которым все заискивают, хотя ему всего девятнадцать, – младший сын Веспасиана, Домициан. Старший, Тит, – правая рука отца в Иудее, но в Риме главный именно Домициан.

Луций выделил юношу с типичной для Флавиев внешностью – румяного, с круглым лицом и крупным носом. Домициан явно гордился роскошной копной каштановых волос, которые он отпустил длиннее, чем было модно среди современных молодых римлян. На глазах у Луция Домициан запустил обе руки в волнистую гриву, отбросил ее назад, а затем привычно тряхнул головой, чтобы локоны улеглись на место.

– Ну и павлин! – рассмеялся Луций.

– Может, и так, но час юноши пробил. Все Флавии чувствуют, что минута их торжества настала.

Однако в толпе так считали не все. Когда Вителлий шагнул вперед, готовый заговорить, из нее донеслись крики:

– Держись, Цезарь! Держись!

Флавии ответили другими призывами:

– Отрекись! Уйди! Покинь город сейчас же!

Вителлий колебался. Пересматривал решение? Он переглянулся с Галерией, которая стояла рядом вместе с юным Германиком. Вителлий подозвал Азиатика. Пока они совещались, многоголосица усилилась.

– Уходи!

– Стой, где стоишь, ни шагу назад!

– Отрекись!

– Держись, Цезарь! Не сдавайся!

Азиатик отступил назад. Вителлий по-прежнему молчал. Он скрестил мясистые ручищи и глянул на бушующую толпу.

– Нумины яйца, чего он ждет? – прошептал Луций.

Крики стали более неистовыми и грозными.

– Дай дорогу Веспасиану, глупец! Убирайся из города, пока можно!

– В Аид Флавиев! Отрубить им головы и послать Веспасиану катапультой!

Наконец Вителлий принял решение. Он повернулся к Азиатику и что-то сказал. Тот поворотился к префекту преторианцев и указал на Флавиев.

– Не может быть! – выдохнул Эпафродит. – О чем он думает?