Да, в документе так и было написано. Грубое вторжение.

В заключение Жанетт прочитала, что установить, кто совершил насилие, невозможно.

Жанетт открыла рот. Эта маленькая, худенькая, светлая девочка с серьезным лицом и ускользающим взглядом решила не выдавать своего отца.

Жанетт подумала о заявлении на Бенгта Бергмана, поданном в полицию, – она принимала участие в этом деле. Там были двое детей из Эритреи, которых выпороли до крови и изнасиловали, и проститутка, которую жестоко избили брючным ремнем и подвергли анальному насилию каким-то предметом. Жанетт вспомнила: бутылкой.

Второй отчет, из полиции лена Стокгольм, утверждал: во время допроса выяснилось, что податель заявления, Виктория Бергман, подвергалась сексуальным посягательствам по крайней мере с пяти-шестилетнего возраста.

Все началось так давно, что уже не вспомнишь, когда именно, подумала Жанетт.

В любом случае трудно было решить, насколько достоверно такое свидетельство. Но если посягательства начались, когда она была совсем маленькой, то она уже тогда подвергалась насилию.

Черт. Надо показать эти документы Софии Цеттерлунд, независимо от того, что она там пообещала фон Квисту. София объяснит, что произошло с психикой малышки, отец которой обращался с ней подобным образом.

В конце Жанетт прочитала, что проводивший расследование полицейский счел угрозу, которой мог подвергнуться податель заявления, достаточно серьезной. Следовало прибегнуть к защите персональных данных.

Человека, совершившего посягательства, тоже не смогли установить.

Жанетт поняла, что нужно как можно скорее связаться с теми, кто вел расследование. Ничего, что оно велось больше двадцати лет назад, – если чуть-чуть повезет, нужные ей люди еще служат.

Жанетт подошла к приоткрытой фрамуге. Вытряхнула из пачки сигарету, зажгла, глубоко затянулась.

Если кто-нибудь зайдет и начнет выступать по поводу того, что пахнет дымом, она заставит упомянутого ворчуна прочитать то, что сама только что прочитала. А потом протянет ему пачку сигарет и пригласит к открытому окну.

Вернувшись за письменный стол, Жанетт начала читать заключение, выданное психиатрическим отделением больницы Накки. В основном там было то же, что и в остальных документах. Заявителю следует согласиться на защиту персональных данных, исходя из того, что выяснилось за время пятидесяти психотерапевтических бесед, которые частично касались сексуальных посягательств в возрасте от пяти до четырнадцати лет, частично – сексуальных посягательств в возрасте после пятнадцати.

Сволочь, подумала Жанетт. Жалко, что ты уже сдох.

Хуртиг принес кофе, и они налили себе по чашке. Жанетт попросила напарника прочитать заключение суда с самого начала, а сама взялась за разбирательство.

Жанетт сложила внушительную кипу документов и заглянула на последний лист, чтобы удовлетворить любопытство – как звали полицейского, который расследовал дело.

Увидев, кто подписался под разбирательством и рекомендовал Виктории Бергман защиту персональных данных, Жанетт поперхнулась кофе.

В самом низу листа расписались трое:

Ханс Шёквист, дипломированный судебный врач

Ларс Миккельсен, сержант уголовной полиции

София Цеттерлунд, дипломированный психолог

Все могло быть совсем иначе.

Холодный линолеум лип к голым плечам. За окном – темнота.

По потолку под нервозный шелест сухих осенних листьев (недалеко был парк) проплывали пятна света от автомобильных фар.

София лежала в кухне возле двух мусорных мешков с объедками и блевотиной и таращилась в потолок. В кухне была открыта фрамуга, в гостиной приоткрыто окно, и записки на двери холодильника трепыхались от сквозняка. София прищурилась, и бумажки стали похожи на крылья мух, суетливо бьющихся о москитную сетку.

Снизу казалось, что их сотни.

Рядом – празднично накрытый стол, теперь на нем липкие тарелки и немытые вилки.

Nature morte.

Были свечи, живой огонь, а теперь – стеариновые останки.

София поняла, что утром она не вспомнит ничего.

Как когда-то, когда она нашла эту поляну у озера в Дала-Флуда, – тогда время остановилось, и потом не одна неделя прошла в попытках отыскать ее снова. С самого детства София страдала провалами в памяти.

Она подумала про «Грёна Лунд», про вечер, когда исчез Юхан. Образы искали опору в памяти.

Что-то рвалось изнутри, хотело стать словами.

София закрыла глаза, всматриваясь в себя.

Она пыталась нащупать точку зрения, с которой можно было бы посмотреть на прошлое с необходимой дистанции.

Юхан сидел рядом с ней в корзине «Свободного падения». Жанетт стояла у ограды, наблюдая за ними. Они медленно поднимались вверх, метр за метром.

На полпути она испугалась, а когда они поднялись на пятьдесят метров, у нее закружилась голова. Иррациональное взялось из ниоткуда.

Неконтролируемый страх. Чувство, что она не владеет ситуацией.

Она не смела пошевелиться. Едва дышала. А Юхан смеялся и болтал ногами. Она просила его прекратить, но мальчишка только ухмыльнулся ей в лицо и продолжал свое.

София вспомнила, как где-то в глубинах ее фантазии болты, удерживающие корзину на месте, под действием дополнительной нагрузки разболтались, и София с Юханом понеслись к земле.

Корзина накренилась, и София умоляла мальчика прекратить смеяться, но он не слушал ее. Надменно и высокомерно он отвечал на ее мольбы тем, что болтал ногами еще сильнее.

И вдруг появилась Виктория.

Страх исчез, мысли прояснились, и она успокоилась.

Потом все снова черно.

В голове шумело, ей было трудно сфокусировать взгляд, но мало-помалу шум стих. Кусок за куском возвращалась память.

Она лежала на боку. Гравий дорожки колол ей бедро, ощущался сквозь плащ и свитер. Вонзался в тело.

Как чужие голоса вдалеке.

Она ощутила запах. Чью-то прохладную руку на своем горячем лбу.

Она прищурилась и сквозь частокол ног, ботинок, сапог увидела скамейку, а возле скамейки – саму себя, стоящую спиной к себе.

Да, так все и было. Она увидела Викторию Бергман.

Галлюцинация?

София провела рукой по глазам, по рту. Ощутила струйку слюны, стекающую из уголка рта. Ощутила сломанный зуб.

Но голова не кружилась. Она видела саму себя. Свои светлые волосы, свой плащ, свою сумочку.

Это была она. Это была Виктория Бергман.

Она лежала на земле и в двадцати метрах перед собой видела саму себя.