— Скажите, вы тоже американец? — спросил мужчина у Богуса. Он приблизился, чтобы пожать Трамперу руку. — Меня зовут Арнольд Малкай. — сообщил он, крепко сжимая руку Трамперу и улыбаясь своей мягкой улыбкой.

Богус пытался придумать что-нибудь вежливое, чтобы сказать в ответ, когда Арнольд Малкай сбил его с ног безупречно выполненным приемом. Для такого розовощекого херувима он двигался слишком быстро: он оказался позади Богуса, прежде чем тот успел освободиться от его рук и колен, и выдернул из крепко сжатых рук Богуса чемодан. Затем обрушил на него двойной свинг, распластав Трампера прямо на тротуаре.

В результате столкновения лба с тротуаром У Трампера слегка поплыло в голове, но ему почему-то подумалось, что, может быть, этот Арнольд Малкай — тренер по борьбе, которого он когда-то знал? Он напряг память, пытаясь вспомнить, но тут увидел, как у края тротуара остановилась машина, из которой выскочили двое мужчин. Один из них сунул голову в чемодан Трампера и облегченно вздохнул.

— Все в порядке, это здесь, — произнес он. Все дверцы машины были распахнуты. «Мне снова снится сон», — подумал Трампер, но его плечам было действительно больно, как если бы их вывернули из суставов; эти двое помогли Арнольду Малкаю зашвырнуть Богуса на заднее сиденье машины, удар о которое он ощутил совершенно реально.

На заднем сиденье они обыскали его настолько быстро и основательно, что могли бы сказать, сколько зубчиков в расческе из его нагрудного кармана. Арнольд Малкай сидел на переднем сиденье, изучая паспорт Трампера. Покончив с этим, он развернул брикет с гашишем, понюхал его и, дотронувшись до вязкой поверхности, лизнул языком.

— Это чистый продукт, Арни, — сказал один из мужчин, находившихся на заднем сиденье рядом с Богусом. Его английский был чистейшим алабамским.

— Угу, — откликнулся Арнольд Малкай, снова заворачивая гашиш, пряча его в чемодан Трампера; потом он перегнулся через переднее сиденье и улыбнулся Богусу.

Улыбчивому и пухлому Арнольду Малкаю было лет сорок; среди всего прочего Трампер подумал, что Малкай только что выполнил самый лучший захват и двойной свинг, который он имел несчастье испытать за всю свою спортивную карьеру. Он также подумал, что тем двоим мужчинам в машине тоже около сорока и что они, по всей вероятности, американцы. Хотя они не были пухлыми и не имели привычки подмигивать.

— Нe беспокойся, мой милый мальчик, — сказал Арнольд Малкай Богусу, продолжая улыбаться. Его голос прозвучал гнусавой имитацией B.C. Филдса. — Нам известно, что ты невиновен. Так сказать, почти невиновен. Что мы имеем против тебя? Только то, что мы не заметили, чтобы ты попытался вернуть продукт обратно. — Он подмигнул мужчинам, сидевшим по обе стороны от Богуса. После чего они отпустили его руки, позволив потереть нывшие от боли плечи. — Еще один вопрос, сынок, — сказал Малкай. Он поднял вверх клочок бумаги — это была записка, которую Богус оставил Мерриллу на доске объявлений в «Америкэн экспресс». — Кто такой Меррилл? — спросил Малкай и, когда Трампер молча уставился на него, продолжил: — Этот Меррилл потенциальный покупатель, сынок? — усмехнулся он, но Трампер боялся говорить. Он подумал, что кем бы они ни были, они знают больше него, и решил подождать, что будет дальше. — Мой милый мальчик, — начал Малкай, — мы уверены, что у тебя и в мыслях не было перехватывать гашиш, но мы можем только гадать о том, что ты собирался с ним сделать.

Трампер не произнес ни слова. Машина обогнула Швартценбургплац, сделав круг по тому месту, где они захватили его. Трампер решил, что он слишком насмотрелся фильмов: между копами и жуликами в них всегда было поразительное сходство, и он не мог сейчас с уверенностью сказать, кем были эти мужчины.

Арнольд Малкай вздохнул.

— Знаешь, — сказал он, — лично я считаю, что мы уберегли тебя от преступления. Твой единственный грех пока — это промедление, но если этот Меррилл тот самый персонаж, кому ты собирался продать гашиш, то это преступление совсем другого сорта. — Он подмигнул Богусу и подождал, желая увидеть, собирается ли тот отвечать ему. Богус задержал дыхание. — Хватит играть в молчанку, — рассердился Арнольд Малкай. — Кто такой Меррилл?

— Кто вы? — спросил Богус.

— Я Арнольд Малкай, — ответил Арнольд Малкай, протягивая руку и подмигивая.

Он хотел просто пожать руку, но Богус еще помнил его молниеносный захват и двойной свинг, поэтому он медлил, не в силах принять его твердое рукопожатие.

— У меня еще один вопрос к вам, мистер Фред Трампер, — сказал Арнольд Малкай. Он внезапно перестал трясти руку Трампера и неожиданно стал серьезным — насколько пухлый и подмигивающий человек может выглядеть серьезным. — Почему вы оставили свою жену? — спросил он.

Ему отрубили мошонку боевым мечом. После чего он был изгнан на берег своего родного Швуда. А чтобы он не забывал о своем увечье, его похотливая жена Флавия была изгнана вместе с ним. Для того времени это типичное наказание за сексуальное посягательство на члена королевской семьи.

Когда я спросил Тюльпен, почему ее гинеколог рекомендовал ей убрать внутриматочную спираль, она сделала обычный жест своей чертовой сиськой: приподняла свою большую грудь, словно говоря, что наличие или отсутствие у нее спирали — ее личное дело.

— Когда он убрал ее? — спрашиваю я.

И она пожимает плечами, как если бы не удосужилась запомнить. Но я вспомнил, что уже несколько раз не чувствовал внутри этой маленькой штуковины.

— Почему, черт побери, ты ничего мне не сказала? Я мог бы пользоваться презервативом.

Она беспечно бормочет, что ее гинеколог не рекомендовал ей пользоваться и презервативом тоже.

— Что? — ору я. — Почему он все же рекомендовал тебе вытащить эту штуковину?

— Потому что для того, чего я хочу, — уклончиво заявляет она, — сначала нужно сделать это.

Я все еще в недоумении; я подозреваю, что бедная девочка не понимает механизма репродукции. Потом до меня доходит, что это я не понимаю девочку.

— Тюльпен? — медленно произношу я. — Чего ты хочешь, для чего тебе рекомендовано убрать спираль?

И разумеется, отвечать ей не обязательно: вполне достаточно заставить меня задать этот вопрос. Она улыбается мне и краснеет.

— Ребенка? — говорю я. — Ты хочешь ребенка? — Она кивает, продолжая улыбаться. — Ты могла бы поставить меня в известность. — лепечу я, — или спросить.

— Я уже пыталась это сделать, — хитрит она, готовая снова повторить свой излюбленный жест.

— Я же должен был, черт побери, высказаться по этому поводу!

— Это будет мой ребенок, Трампер.

— И мой тоже! — кричу я.

— Совсем не обязательно, Трампер, — говорит она и мечется по комнате, словно одна из ее дурацких рыбок.

— С кем еще ты спала? — задаю я дурацкий вопрос.