Голубизна была результатом присутствия жидкого метана и кристаллов льда на внешней оболочке атмосферы. Циклонические штормы проникали глубоко внутрь нее, представляясь завитками и водоворотами желтого и красного с золотыми блестками. Это была сверкающая планета.

Ее темный и мрачный гигант-собрат, укутанный в октябрьские тона, также пестрел штормами. Но здесь они, казалось, были более сильными и грозными, чем у его соседа, и накрывали более обширные пространства. Название пришло автоматически: систему окрестили Близнецы; яркую планету — Кобальтовая; темную — Осенняя.

У каждой были собственные кольца. У Кобальтовой — более сложного строения, с вкраплениями мелких лун и перехлестами, с четырьмя овалами Кассини.[3]У Осенней — ярче, золотистого и темно-оранжевого оттенков, и только с двумя овалами Кассини. Невозможно было не обратить внимания на удивительный баланс света и тьмы в построении всей этой системы.

Близнецов разделяло чуть более трех миллионов километров.

Вся эта система планет и колец (плюс центральное облако) была окружена громадным внешним кольцом четко выраженной эллиптической формы, которое напоминало скорее беговую дорожку на стадионе. Оно тоже проявляло все признаки традиционных кольцевых систем: овалы Кассини, связанные луны, эффекты переплетений, но не было очерчено столь четко, как два планетарных кольца. В отличие от резко контрастного вида элементов внутренней системы оно представляло скорее некий тип светящейся петли, постепенно рассеивающейся в ночном мраке.

Спутники-луны были покрыты кратерами, заморожены, безжизненны. Лишены каких бы то ни было признаков атмосферы. Их диаметр менялся в диапазоне от шести тысяч километров у вертикальной луны до двенадцати сотен — у лун-спутников.

Планеты, луны и большое кольцо вращались вокруг центра масс, где формировалось облако и уравновешивалась гравитация двух гигантов. Близнецы походили на стремительные ядра, которые двигались в противоположных направлениях, делая полный оборот за неполные двадцать четыре часа. Оба были в значительной степени сжаты центростремительными силами, и Билл сообщил, что не уверен, достаточно ли долго проводились измерения с точки зрения их точности, но предварительные оценки показывают, что эти планеты сближаются.

— Постепенно, — сказал он. — Система явно нестабильна .

— Они столкнутся? — спросил Джордж, уже потиравший руки в предвкушении такой перспективы.

— Неизбежно .

— Когда?

— Менее чем через миллион лет .

— У нашего ИИ, — заметил Джордж, — очень язвительное чувство юмора.

Центральное облако мерцало из-за постоянного вторжения пыли и частиц, всасываемых из обеих кольцевых систем. Именно эта активность и создавала эффект плетеного ожерелья. Два потока частиц, сталкиваясь внутри облака, взрывались, демонстрируя свои пиротехнические свойства, и светящиеся струи отбрасывало на миллионы километров в ночь, пока в конце концов не утаскивало назад.

Билл продолжал выводить на самые разные дисплеи центра управления и по всему кораблю изображения в реальном времени. Хатч почти все время проводила на мостике. Внизу Джордж и его команда не отрывались от экранов.

Они уже приближались к самой удаленной из лун, когда Билл доложил еще об одном странном свойстве системы.

— Осенняя имеет белую вихревую зону на экваторе .

— Белую зону? — спросила Хатч.

— Штормовую. Но она не похожа на остальные штормовые зоны .

— В каком смысле?

— Она?же. И длиннее. В ней меньшие скорости ветра. Может быть, она на экваторе неспроста .

Со станции «Аутпост» им сообщили, что доклад Хатчинс о гибели «Венди Джай» переправлен в Академию. (Передававший это послание Джерри был строг больше обычного, как будто намекал капитану, что ее отзовут, разденут и публично выпорют.) «Джерри, — подумала Хатч, — тоже мог с восторгом смотреть вперед, в грядущее бюрократическое будущее».

«Мемфис» потратил три дня на исследования. Это было удивительное время. Люди наблюдали за Близнецами под самыми немыслимыми углами. Временами весь небосвод заполнялся светом, сияющими планетами, лунами и кольцами. В другие моменты, когда «Мемфис» находился на ночной стороне планет, невозмутимую тьму неба подсвечивало лишь «ожерелье», мерцающее на фоне окружающих звезд. Билл вывел все это на экран размером со стену в кают-компании, и путешественники, обедая или завтракая на своей виртуальной веранде, любовались искрометным, подвижным световым шоу. Метеоры, бесконечным потоком выбрасываемые из колец за счет гравитационных сдвигов, устремлялись вниз и вспыхивали в верхних слоях атмосфер обеих гигантских планет.

«Если где-то и существует место, — подумала Хатч, — кричащее на весь мир: „Творец есть!“ — вот оно».

К вертикальной луне «Мемфис» приблизился поздним утром в канун Рождества. Луна, величиной с Марс, выглядела неприветливо. У нее не было ни клочка атмосферы, ни следа широких плоских равнин, которые имелись у соседа Земли. Здесь возвышались огромные наплывы каменных пород и зияли обширные ущелья. Кратеры были практически везде. На этой планете теснились игольчатые пики, иззубренные скальные образования и засыпанные каньоны, отвесные утесы и плоскогорья, глубокие борозды и вертикальные срезы пород. Как и другие луны, эта подчинялась приливу, постоянно предъявляя центральному облаку один и тот же бок.

Вертикальная луна находилась практически на краю системы, в 24 миллионах километров от центра масс. Если смотреть с ее самой выгодной точки, то система колец и гигантских планет казалась наклоненной градусов на пятнадцать — для Аликс примерно на ширину от выставленного большого пальца до кончика вытянутого мизинца.

Траектория этой луны обеспечивала уникальную перспективу. Вместо вида за большим кольцом, какой открывался с других спутников, вертикальная луна при движении позволяла охватывать всю систему целиком, сверху и снизу. Так что наблюдателю, находящемуся на правильно выбранной ее стороне, небосвод являл великолепное зрелище. Оттуда было видно все: Близнецов, облако и три группы колец.

Первоначально никто не принял всерьез предположение Тора, что орбита вертикальной луны имеет искусственное происхождение. Но когда они подлетели ближе и осмотрелись, то мысль о том, что это небесное тело передвинули и разместили здесь, показалась не столь невероятной.

«Если бы я могла передвинуть планету, — размышляла Хатч, глядя на пару игольчатых пиков на самом краю горной цепи, — это именно то место, куда я поместила бы ее».

Она была на мостике одна. Вдруг перед ней вспыхнуло изображение Билла. Он сменил рабочий комбинезон, который носил несколько последних дней, на парадный галстук и пиджак и выглядел так, будто собирался на прием к Мейкписам.