Прендергаст и де ла Роше с облегчением, краснея, готовые под землю провалиться от унижения, встали перед Вильгельмом на колени, чтобы заново принести ему присягу в верности и чтобы он поцеловал их в знак примирения, но оставаться не стали, потому что, несмотря на их клятвы и раскаяние, у очага этого гостевого домика они не были желанными гостями.

— Надеюсь, они разобьют палатку на болоте и утонут в нем, — проворчал Жан после их ухода. — Простите, милорд, но во мне нет вашего благородства.

Вильгельм фыркнул:

— Я выполнил их просьбу не из благородства. Мне это ничего не стоило. А они знают, что за ними будут следить и что мои рыцари им не доверяют. Иногда прощение хуже порки. Я с ними справился.

— И у вас их сыновья, — с мрачным удовлетворением закончил Джордан.

Вильгельм его чувств не разделял, но согласился.

Герольды у ворот подняли трубы, и раздались звуки фанфар.

— Мама, они идут, — шестилетняя Сайбайра подняла взгляд своих карих глаз на мать, ее личико порозовело от волнения. Темные волосы были зачесаны со лба назад и закреплены серебряным ободком. Девочка прыгала от нетерпения.

Белла, которая была на восемнадцать месяцев ее старше, и вела себя как старшая, а поэтому велела ей тоном превосходства стоять спокойно.

— Люди подумают, что ты совсем маленькая, как Ева, — ворчливо добавила она.

— Я не маленькая, — встряла Ева, наступая ей на ногу. — Я не маленькая, я не малышка, правда, мама?

— Нет, ты не маленькая, — рассеянно согласилась Изабель и машинально потянулась, чтобы пригладить янтарные кудряшки своей младшей дочери. — А теперь ведите себя хорошо. Ваш папа не захочет смотреть, как вы ссоритесь друг с другом.

— Да, он уже довольно повидал ссор при дворе, — тоном всезнайки закончила Белла.

— Ваша папа сам при дворе никогда ни с кем не ссорится, — возразила ей Изабель. — Но он приехал домой, чтобы отдохнуть, а не для того, чтобы вы выводили его из себя.

Белла внимательно посмотрела на мать, а затем нежно улыбнулась ей.

— Обещаю, что не буду, — сказала она.

Изабель не убедил невинный взгляд дочери, но она оставила эту тему. Пусть только девочки ведут себя хорошо, когда их отец прибудет и спешится. Вальтеру и Гилберту она могла доверять. Ее сыновья были разумными мальчиками, настоящими мужчинами в доме и не имели привычки громко хихикать без повода, как их сестры. Мальчики стояли рядом: у Гилберта были темные волосы, как у его отца, у Вальтера же они были песочные, а лицо в веснушках, доставшихся в наследство от де Клеров.

У Изабель участилось дыхание, когда во двор въехали знаменосцы Вильгельма. Зеленые с золотом знамена с рычащим алым львом Маршалов взвились вверх. Она стояла как на иголках. На людях она должна была играть роль графини и хозяйки дома — быть выдержанной, спокойной и не терять достоинства. Но, помимо этого, она была еще и женой, муж которой отсутствовал полгода при обстоятельствах, опасных для них обоих. Она была уже не та Изабель, которую он покинул, и он, должно быть, тоже изменился. Нельзя было пройти через те испытания, которые выпали им на долю, и остаться прежними. Она надеялась, понимая, что это глупо, что и Вилли с Ричардом приедут с ним.

И вот в ворота въехал Вильгельм на крапчатом скакуне, которого Жан привез ему в Гласкаррик. Он, как всегда, управлял конем с непринужденной грацией прирожденного наездника, но впервые за почти девятнадцать лет их брака она увидела, что он немолод, и это ошеломило ее. Он похудел, под глазами от усталости залегли темные тени, а кожа, которая всегда так плотно обтягивала его скулы, теперь была дряблой. Он надел кольчугу, — она предполагала, что это была идея Жана, — и выглядел погребенным под ее тяжестью. Изабель бросила быстрый взгляд в сторону его людей и поняла, что надежда увидеть сыновей не оправдалась; ей пришлось проглотить плотный комок в горле.

Она смотрела, как Вильгельм слезает с лошади. Его движения были довольно легки, он не выглядел раненым, но, возможно, дело было не в физическом ущербе. Заставив себя отвлечься от мрачных предчувствий, она вышла ему навстречу, ступая медленно и степенно, чтобы никто не заподозрил, как все дрожит у нее внутри. Ей хотелось подбежать к нему, и одновременно ей хотелось убежать. Она стоял и смотрел на нее, и на какое-то мгновение она почувствовала, что он испытывает то же самое, — все отразилось на его лице. Эти формальности были просто невыносимы!

— Вильгельм… — начала она громким шепотом, потому что едва могла говорить. — Господи, Вильгельм!

Она замешкалась, а в следующую минуту уже бежала к нему, подхватив юбки, как будто подталкиваемая чьей-то громадной рукой, а он уже ловил ее, обнимал, целовал ее, как будто они были одни в своей спальне. Кольца его кольчуги впились ей в тело, а его губы в ее, и по ее телу пробежала дрожь.

— Довольно, — прошептал он ей на ухо, оторвавшись от нее. — Довольно, любимая, или, клянусь, ты одолеешь меня прямо здесь, в моей крепости, тем более после того, как я сдерживался шесть долгих месяцев.

Она растроганно рассмеялась.

— В моей крепости, — повторила она. Эти слова подействовали как бальзам на рану, и она снова была готова вернуться к роли графини, пока Вильгельм приветствовал улыбавшуюся публику, собравшуюся во дворе замка. Белла была просто ошеломлена сценой поцелуя, Сайбайра требовала, чтобы он держал ее за руку, а Ева робела и не знала, помнит ли она его. Вальтер и Гилберт были очень серьезны и вели себя просто великолепно, уже примеряя на себя плащи мужчин, которыми они станут со временем.

— А это Ансельм, — объявила Изабель, передавая Вильгельму спеленатый сверток. — Родился в тот день, когда здесь, в главном зале, Мейлир Фицгенри признал при мне свое поражение.

Он смотрел на своего новорожденного сына, а потом взглянул на нее со смесью восхищения и осуждения во взгляде:

— Да, Хьювил сообщил мне.

— Схватки уже начинались, — призналась Изабель, — но я сказала, что и за лучшие фламандские ткани не пропущу такое зрелище! Для меня это слишком много значило.

— Господи, Изабель!

— Теперь у нас есть сын, рожденный и воспитанный в Ирландии, — с гордостью произнесла она. — К тому же он родился в рубашке, так что ему будет проще пересекать море, чем тебе.

При этих словах он, как она и ожидала, рассмеялся грустным, тревожным смехом.

Когда Вильгельм и Изабель покинули большой зал, несмотря на то что там все еще продолжалось пиршество, было уже за полночь. Его люди хотели продолжать праздновать возвращение их хозяина из Англии и вспоминать о том, как они спасали земли Ленстера от притязаний Мейлира Фицгенри и его союзников. Вильгельм с Изабель исполнили свою роль до конца: улыбались, восхваляли своих рыцарей, пили за их здоровье, даже станцевали несколько танцев, точно молодожены. А потом удалились, тоже как молодожены, сопровождаемые понимающими взглядами и хитрыми улыбками.