Плывущая по реке Конго растительность — серьезная угроза навигации. Военным поручено уничтожать ее ядохимикатами, а от этого яда, говорят, человек может со временем тронуться рассудком.

Вечером с доктором объехали плантацию, а потом в тщетных поисках гиппопотамов доехали до деревни Иконга, чтобы посмотреть захватывающее зрелище — закат на реке Конго. Пылающую дорожку пересекают пироги, возвращающиеся с рыбной ловли.

Густой сине — зеленый цвет пальм: точно папоротники, растущие из коры ананасов.

После обеда до двух часов ночи ходили с Л. и полицейским Роланом Вери по африканским кабачкам. Реклама «полярного» пива. Белые жокейские шапочки носят название «полярных». Публичные женщины: помада на губах африканки становится розовато- лиловой, а кожа под косметикой кажется серой, будто намазана глиной в знак траура. Старик — сумасшедший в рваной рубашке, с женской сумкой. Возле последнего кабачка грандиозный спор: женщина выпила пиво из мужской кружки. Пристали две девицы: «Тут у всех гонорея и сифилис. А мы здоровые». В кабачке молодой спорщик — тонкие, изящные руки африканца. Он с сомнением говорил о честных намерениях европейцев, но, когда я упомянул Гану, смутился. Африканец по — настоящему и не знает, что происходит в мире. Он вроде бы и рад поверить в искренность белых, но в то же время испытывает смущение и боязнь разувериться в собственных догмах. Другой на его месте, возможно, и слушать бы нас не стал.

Вернулся домой вместе с Бери, выпить рюмочку виски. Он похвалил моего Скоби — точный, по его словам, тип колониаль — ного полицейского[110]. Дома в 2.45; завтрашняя поездка к озеру отменяется.

1 марта. Воскресенье. Йонда

Доктор в романе: «По временам ему чудится, будто его стол окружают запахи африканцев, и сердце его начинает колотиться точь — в-точь как в день его первого приезда в Африку».

Похмелье; не вставал почти до восьми часов; чашка кофе, ленч со священниками; долгая сиеста: читал «Дикие берега любви» — безудержное многословие; отправились в Кок вместе с Л., в маленьком ресторанчике пили пиво. Месса в Коке (совершенно лишенная религиозного духа): все вертят стульями и вертятся сами, точно в танце; так и кажется, что перед тобою партнерша. Большинство малопривлекательные, колониального типа. Для африканцев, как обычно, низкие скамеечки высотой несколько дюймов.

Дискриминация повернула в обратную сторону. За пользование радиоприемником белые платят больше, чем негры; в суде, при отсутствии свидетелей, если негр заявит, что белый его ударил, суд всегда на стороне нефа, и это ведет к шантажу. Самобичевание европейцев — многие монахини после событий в Леопольдвиле получили письма из Европы: «Мы сами навлекли на себя эти беды». Они понятия не имеют, как самоотверженно помогают здесь африканцам.

Турнюры африканок: они надевают на бедра, прямо на голое тело, нечто вроде веревочного каркаса с пластмассовыми кольцами. Чем богаче женщина, тем больше колец. Им придается сексуальное значение. Интересно, снимают ли они их, когда отдаются мужчинам?

Контроль за рождаемостью здесь не проблема. Африканская раса вымирает из‑за бесплодия женщин, больных гонореей. К доктору на днях привели восьмилетнюю девочку, больную гонореей.

2 марта. Йонда

Вечером собрались посидеть и выпить вместе с мадемуазель де Йонг и ее приятельницей. С готовностью делится своими воспоминаниями военных лет, многим из того, чего нет в книге. Ее и всю организацию выдали два американских летчика, которым немцы пригрозили, что расстреляют их как шпионов, если они в доказательство того, что являются офицерами, не восстановят во всех деталях свой путь из Бельгии до Пиренеев[111]. Вообще‑то американцы во время побегов, как она убедилась, вели себя отнюдь не блестяще: они считали, что должен быть гораздо более легкий способ добраться до Испании, чем столько идти пешком; никто из них не умел ходить. (Она сказала, что американцы просто говорили ей, что не в состоянии идти дальше; британцы — что они ужасно устали, но что будут идти до той минуты, пока не в состоянии будут сделать ни шагу, — эта минута так никогда и не наступала. Те же упреки были и в адрес канадцев. Она явно предпочитала британцев. Однако хуже всего было с двумя бельгийцами, которых ее контрабандисту как‑то пришлось разом ташить на себе в течение двух часов.)

История с Джефом (австралийцем) и Джимом (британцем), с их пререканиями и дружеским соперничеством. Джима ранило, и Джеф настаивал, чтобы тот прыгал первым. Он недостаточно хорошо пристегнул парашют, и его стало срывать, когда Джим схватил стропы одной рукой. Лицо у Джима было совершенно детское, у Джефа — решительное и твердое. Джеф нес Джима и твердил, что ни за что больше не потащит на себе англичанина. Джим отвечал, что ни за что больше не позволит тащить себя австралийцу. Врач, адрес которого им дали в Англии, сделал Джиму укол, который, по его словам, позволит ему пройти две мили до Ватерлоо. Но в Ватерлоо им вручили велосипеды и велели ехать прямо в Брюссель. В Брюсселе два железнодорожных билета, предназначавшихся для двух пленных, были доставлены в тот же вечер, и бедняга Джим снова вынужден был пуститься в путь. Сопровождавшему их велели прихватить складной стульчик и проследить, чтобы раненый сидел на нем, если все места в поезде будут заняты. Но так как у Джефа на лице был след от ожога, проводник решил, что он и есть раненый, и велел ему сесть на стульчик. Ни Джеф, ни Джим ни слова не говорили по — французски, так что никак не могли исправить ошибку, и всякий раз, когда Джеф делал попытку встать, ему приказывали сесть снова. И только в Париже, когда Джим, после того как поезд уже миновал станцию, упал без сознания, проводник понял свою ошибку. Через неделю после того, как их сбили, они уже были в Англии, и Джеф погиб в первом же вылете.