— Понимаю, — пробормотал он.

— Нет, ты не понимаешь. Плавт, отбывая в свою ставку, отдал Веспасиану приказ: если кому-нибудь из его близких будет причинен хоть малейший вред, тут же отрубить и отослать дуротригам голову верховного друида. Остальных жрецов следует казнить с двухдневными интервалами, отсылая их головы врагам до тех пор, пока всех членов генеральской семьи не отпустят на волю.

— Но их не отпустят, а убьют в тот же миг, когда получат первую голову, верно?

— Если им повезет.

— Веспасиан выполнил повеление генерала?

— Еще нет. Он отослал к нему Юлию, а заодно и просьбу подтвердить свой приказ.

— Что Плавт и сделает, как только выслушает свою дочку.

— Могу представить, что она ему скажет.

Катон произвел быстрый подсчет.

— Это было два дня назад. Положим два дня на доставку донесения генералу и пару дней на доставку ответа, накинем на то и на се еще день… Получается, в нашем распоряжении два, в лучшем случае три дня, не больше.

— Получается, так.

— О, небо…

Катон опустил взгляд на свои стиснутые руки, потом встрепенулся:

— Если, конечно, Веспасиан не отложит выполнение столь непродуманного и губительного для многих приказа.

— Он, конечно, может и отложить, — промолвила Боадика. — Но только ради другого плана, который, как мне кажется, ему более по душе. Второй легион подступит к Мэй Дун через пару дней. Думаю, ваш легат намерен тут же пойти на штурм этой крепости, чтобы лично освободить женщину с малышом.

Катон был потрясен.

— Но ведь друиды никогда этого не допустят. Они умертвят заложников, как только римляне начнут атаку. Мы найдем лишь тела.

Боадика кивнула.

— А какой у него еще выбор? Так или иначе, пленники все равно что мертвы.

Она испытующе глянула на Катона.

— Да, если только кто-нибудь не проникнет в логово неприятеля и не вызволит их из плена прежде, чем подойдет легион, — сказал юноша, твердо выдержав ее взгляд.

Может, у Веспасиана и не было выбора, но у него он имелся.

— Нам нужно попытаться. Есть же какой-нибудь способ попасть туда. Празутаг должен бы его знать.

Заслышав свое имя, икен поднял голову. Не будучи в состоянии следить за разговором, он просто смотрел на огонь, время от времени поглядывая на Боадику. Та повернулась к нему и заговорила по-кельтски.

Празутаг решительно покачал головой.

— Нет! Внутрь хода нет.

— Должен быть! — возразил в отчаянии Катон. — Какой-нибудь лаз. Дыра. Что-то, ведущее за валы. Я готов все отдать, чтобы там оказаться.

Празутаг воззрился на оптиона, дивясь безмерности его упорства.

— Пойми, Празутаг, я дал слово. Если путь существует, от тебя только и требуется, что показать мне его. Внутрь пойду я один.

После того как Боадика перевела эти слова, Празутаг помедлил, сплюнул в огонь, потом кивнул и разразился пространной тирадой.

— Он говорит, что такой путь, возможно, и существует. Это сток для нечистот, выведенный с задней стороны крепости, противоположной главным воротам. Если хочешь, завтра ночью Празутаг отведет тебя к нему, но остальное — уже твое дело. Мой кузен подождет тебя снаружи, у стока, однако, если внутри поднимется суматоха, уйдет.

— Передай, что я ему искренне благодарен.

Празутаг рассмеялся.

— Он сказал, что не ждет благодарности от человека, которого собирается вести на смерть.

— Все равно спасибо ему.

Молодой римлянин сознавал, что его затея практически безнадежна. Их запросто могут засечь еще на подступах к валу, да и сам сток вполне могут охранять, особенно после дерзкого нападения на повозку. Но даже если он, Катон, и проникнет в крепость, что ему это даст? Как он будет искать тех, кто ему нужен, на отнюдь не маленькой территории, сплошь заполненной дуротригами и друидами Темной Луны? И даже не попавшись никому на глаза и установив местонахождение римлянки и ее сына, сможет ли он освободить их, а потом вывести из самого сердца мощнейшей вражеской цитадели?

В более рациональных условиях Катон отбросил бы эту безумную идею прочь, но он дал госпоже Помпонии слово. Он видел ужас в глазенках Аэлия и последствия дикой расправы, учиненной друидами Темной Луны над Диомедом и ни в чем не повинными жителями Новиомага. Лицо белокурого ребенка, брошенного в колодец, стояло перед его мысленным взором все эти дни. Макрона с ним больше не было, а скорей всего, уже не было и в живых, и теперь он готовился отдать за спасение семьи Плавта и свою еще, в общем-то, очень короткую жизнь.

Но бремя всего в ней увиденного и пережитого казалось непереносимым. Выходило, что здравый смысл в этом мире не значит почти ничего, а бытие — это лишь безбрежное море бессмысленного насилия, в волнах которого пляшут обломки человеческих судеб. Взять хотя бы его: он почему-то не может отказаться от вздорной попытки спасти вовсе не близкую ему женщину и мальчишку, хотя с тем же успехом мог бы попытаться дотронуться до луны. С такими мыслями Катон уснул, а поутру решил покорно принять свою участь. Он меланхолично сжевал последний кусок холодной свинины, после чего взобрался на вершину холма. Вооруженные дуротриги продолжали стекаться в крепость, и юноша время от времени заносил их приблизительное количество на восковую табличку, которую хранил в своем заплечном мешке. Эти сведения могли пригодиться Веспасиану. Если ночная вылазка окажется неудачной, тому передаст его записи Боадика.

Между тем девушка ушла отдыхать, а Празутаг таинственным образом куда-то девался. Катон уже начал подумывать, не решил ли икенский воин увильнуть от ночной операции, сочтя ее совершенно невыполнимой, хотя в глубине души был уверен в надежности великана. Празутаг делом не раз доказал, что слово его нерушимо. Если он обещал показать тайный путь в логово дуротригов, значит, покажет. Иному уже не бывать.

Незадолго до того, как солнце зашло за деревья и лес погрузился во мрак, Празутаг появился, причем с мешком, полным кореньев и листьев. Он развел маленький костерок, согрел в котелке воду и принялся, помешивая, готовить из принесенных растений какое-то варево. Едкий шедший от булькающей воды запах щипал юноше ноздри.

— Над чем он колдует? — спросил Катон подошедшую к костру Боадику.

Коротко перемолвившись с Празутагом, девушка ответила:

— Он делает краску. Раз уж ты собираешься проникнуть в крепость, тебе нужно, насколько возможно, замаскироваться под воина-дуротрига. Празутаг собирается расписать твое тело и втереть в твои волосы известь.

— Что?

— Иначе тебя, как только заметят, убьют.