В остальном армия большими успехами похвастаться не могла, если не считать участка фронта, контролируемого 80–й и 94–й пехотными дивизиями, где нашим ребятам удалось продвинуться примерно на десять километров.

Возвращаясь обратно к себе в штаб—квартиру, я велел пилоту сделать крюк, чтобы насладиться видом Вьяндана и Клерво, двух превосходных замков. Они принадлежат к двум разным типам крепостей, одна из которых речная, а другая — горная.

В 11.00 16 марта позвонил Брэдли и сказал, что генерал Эйзенхауэр, по всей видимости, полетел ко мне, так как не смог приземлиться в городе, где находился Брэдли. Я поспешил на летное поле, где около двух часов и встретил Эйзенхауэра, которого сопровождал генерал Смит. Мы тотчас же отправились ко мне и обсудили положение у карты; главнокомандующий не скупился на похвалы в мой адрес. Смит заявил, что после успеха, достигнутого 10–й бронетанковой, я могу брать любую дивизию. Во второй половине дня мы выставили в честь Смита почетный караул; как я полагаю, первый в его жизни.

Затем мы с генералом Эйзенхауэром на двух джипах отправились в Трир на командный пункт штурмовой бригады «А» 10–й бронетанковой дивизии, где мы нашли генерала Морриса и заместителя командира дивизии генерала Пилберна. Части 10–й бронетанковой и 90–й дивизий достигли реки Наге и обеспечили переправу через нее. 11–я бронетанковая дивизия вошла в состав 12–го корпуса и дислоцировалась в окрестностях Буле, готовясь последовать через реку за 89–й дивизией. 87–я дивизия перешла Мозель северо—восточнее 90–й и достигла предместий Кобленца, в то время как 28–я дивизия, временно переданная мне из состава Первой армии, влилась в 8–й корпус и заняла позиции по берегу к югу от Первой армии, но не доходя до Кобленца.

Генерал Эйзенхауэр велел Смиту изъять 12–ю бронетанковую дивизию из состава Седьмой армии и передать в состав 20–го корпуса моей армии, который выступал 17 марта.

Утром 17 марта генерал Эйзенхауэр провел короткое совещание, где вновь не скупился на похвалы в мой адрес. Он заявил, что мы, как ветераны, не осознаем собственного величия и не демонстрируем его окружающим, и сказал, чтобы мы не сомневались — остальные народы сознают мощь Америки. Как пример занижения успехов американских солдат он привел одну из газетных статей. Ту, где содержался намек на то, что 4–й бронетанковой дивизии удалось добиться успехов только потому, что на ее участке противник оказался в меньшинстве, однако ни слова не говорилось о том, что своим стремительным продвижением 4–я бронетанковая лишила немцев возможности выдвинуть против нее большие по численности подразделения.

Мы полетели в Луневилль навестить генералов Пэтча и Диверса. Возникла «блистательная» идея поместить нас с Пэтчем на один командный пункт, однако после того, как мы объяснили, что предпочитаем держать связь по телефону и, кроме того, наши задачи заметно различаются, идея благополучно увяла.

По возвращении из Люксембурга я дал пресс—конференцию, где поднял тему, затронутую генералом Эйзенхауэром. Я также заявил, что три дивизии морских пехотинцев на Тихоокеанском фронте стяжали себе славу из—за громадных потерь, понесенных ими в сражениях с японцами, в то время как двенадцать или даже тринадцать дивизий нашей армии остаются безвестными, поскольку не несут таких потерь. Я попросил газетчиков отметить данный факт в своих статьях, а затем велел вручить им для опубликования сводку потерь, понесенных Третьей армией и сражающимися с ней частями противника.

Мне задали вопрос относительно способности наших танков противостоять немецким, и я ответил, что на данном этапе дела обстоят таким образом, что на каждый подбитый американский танк мы имеем два подбитых танка противника.[209]Я также заявил, что наша техника, наше снаряжение, оборудование и даже обмундирование превосходят аналогичные образцы, имеющиеся у союзников или немцев.

Поразмыслив в результате дискуссии с военными корреспондентами над вопросами критики нашей бронетехники, я написал письмо генералу Хэнди, где повторил то, о чем говорил с журналистами. Письмо получило широкую огласку и оказало определенное воздействие на умы, позволив остановить волну дурацкой критики, не имевшей под собой почвы, но оказывавшей скверное влияние на настроения среди личного состава.

Около 18.00 явился Уокер с просьбой снять с должности командира одной из дивизий его корпуса. Я сказал, что, если он сможет найти взамен лучшего, я не возражаю. Уокер так и не назвал подходящей кандидатуры. Затем я позвонил Эдди и устроил ему разнос за то, что 11–я бронетанковая ни черта не сделала за день. Дабы улучшить собственное настроение, я позвонил Мидлтону и, поздравив его с взятием Кобленца, поблагодарил за то, что хоть он не подвел.

Что до 18–го числа, то его не назовешь ни особенно хорошим, ни плохим днем. 4–ю бронетанковую сдерживала яростная контратака двух гренадерских полков 2–й танковой дивизии противника под началом генерал—лейтенанта фон Лютвица и генерал—майора фон Лаухерта.[210]Успехи прочих частей 8, 12 и 20–го корпусов можно было назвать заметными, но незначительными.

19 марта ситуация заметно улучшилась. 8–й корпус завершил зачистку Кобленца. 4–я бронетанковая 12–го корпуса находилась в десяти километрах от Вормса и пятнадцати от Майнца. 90–я и 5–я пехотные дивизии переправились через реку Наге. Часть 11–й бронетанковой дивизии достигла Нейсенгейма и вошла в соприкосновение с 12–й бронетанковой 20–го корпуса, дислоцировавшейся в Лаутерекене. 10–я и часть 12–й бронетанковой находились километрах в двадцати от Кайзерслаутерна, а 80–я и 94–я наступали им на пятки на правом фланге.

Я считал тогда, что если война вдруг кончилась бы в тот момент, вверенные под мое командование войска могли похвастаться тем, что провели самую лучшую, самую успешную операцию в истории. Я и по сей день держусь такого мнения.

Во второй половине дня приехали Ходжес и Брэдли. Они предупредили, что если мы не обеспечим переправу через Рейн, то, скорее всего, лишимся десяти дивизий, уступив их Девятой армии под началом Монтгомери, и будем вынуждены перейти к обороне. Если же нам удастся форсировать Рейн до начала наступления британцев, то право вести мяч к воротам отдадут нам. Мы с Ходжесом прикинули, что он мог бы переправиться в Ремагене, а я в окрестностях Майнца, назначив встречу, скажем, в Гессене. Там он мог бы взять под контроль автобан и дороги к западу оттуда, в то время как я — по ведущим на восток дорогам устремиться на Кассель и Ганау.