— Красивый луг, — заметила Маргарет. Это была одна из тех гостиных под открытым небом, которые кроились сотни лет назад из небольших полей. Потому и отмечавшая ее границы живая изгородь спускалась зигзагами с холма под правильными углами, а внизу располагался маленький зеленый чуланчик, нечто вроде туалетной комнатки для коров.

— Да, луг хорош, — сказала мисс Эйвери, — то есть хорош для тех, кто не чихает. — Она злобно хмыкнула. — Как-то раз Чарльз Уилкокс явился к моим парням, когда сено убирали. Стал указывать, что им делать, а чего не делать, — дескать, сейчас он научит их уму-разуму! И тут как раз его прихватило. У него это от отца, как и многое другое. Ни один Уилкокс не сможет выдержать наши поля в июне — я чуть не лопалась от смеха, когда он ухаживал за Рут.

— У моего брата тоже сенная лихорадка, — сказала Маргарет.

— Для них этот дом слишком связан с землей. Поначалу они, конечно, были рады прибрать его к рукам, но Уилкоксы все же лучше, чем ничего. Вы, я вижу, это и сами поняли. — Маргарет засмеялась. — Они не дают дому зачахнуть, согласны? В этом все дело.

— Они не дают зачахнуть Англии — вот мое мнение.

Но ответ мисс Эйвери был Маргарет неприятен:

— Да уж, размножаются как кролики. Смешно. Но я думаю, что тот, кто сотворил наш мир, знает, что ему нужно. Если жена мистера Чарли ждет четвертого, то нам не пристало жаловаться.

— Размножаются, но и работают, — сказала Маргарет, ощутив приглашение ступить на стезю предательства, поддержанное легким ветерком и пением птиц. — Смешно-то смешно, но пока такие люди, как мой муж и его сыновья, управляют этим миром, я полагаю, что мир не будет плох… никогда не будет по-настоящему плох.

— Да, лучше, чем ничего, — повторила мисс Эйвери и повернулась к шершавому вязу.

По дороге на ферму она говорила о своей давней подруге гораздо понятнее, чем раньше. Придя в дом, Маргарет задумалась — достаточно ли хорошо мисс Эйвери различает первую жену мистера Уилкокса и вторую.

— Я не часто встречалась с Рут после смерти ее бабки, но мы всегда относились друг к другу со всем почтением, — рассказывала она. — Это была очень вежливая семья. Старая миссис Говардс никогда ни о ком слова дурного не скажет, никогда не допустит, чтобы кто-то ушел от нее без еды. На их земле не писали: «Посторонним проход воспрещен», — наоборот — будьте любезны, заходите! Миссис Говардс совсем не умела управлять фермой.

— У них не было работников, которые помогали бы по хозяйству? — спросила Маргарет.

— Мало-помалу все работники перевелись.

— И тогда появился мистер Уилкокс, — подсказала Маргарет, которой хотелось, чтобы ее мужу воздали должное.

— Полагаю, что да. Но Рут должна была выйти замуж за… Не хочу своими словами проявлять к вам неуважение, но, по-моему, вам все равно достался бы Уилкокс, независимо от того вышла бы Рут за него первая или нет.

— Так за кого же она должна была выйти?

— За солдата! — воскликнула старушка. — За настоящего солдата.

Маргарет молчала. Такая критика характера Генри была гораздо злее, чем ее собственная. Ей стало неприятно.

— Но теперь все в прошлом, — продолжала мисс Эйвери. — Наступают лучшие времена, хотя вы заставили меня долго ждать. Всего несколько недель, и вечером сквозь живую изгородь я увижу свет. Вы уже заказали уголь?

— Мы не собираемся переезжать, — твердо сказала Маргарет. Она слишком уважала мисс Эйвери, чтобы ей поддакивать. — Нет. Не переезжаем. И никогда не переедем. Все это было ошибкой. Мебель нужно снова запаковать, и, простите, но я кое-что еще должна сделать, поэтому прошу вас отдать мне ключи.

— Конечно, миссис Уилкокс, — сказала мисс Эйвери и с улыбкой сложила свои полномочия.

Обрадовавшись, что ее визит так удачно завершился, и передав привет Мэдж, Маргарет пошла на станцию пешком. Она собиралась зайти на мебельный склад и дать указания, чтобы туда перевезли мебель, но дело это оказалось гораздо более запутанным, чем ей поначалу думалось, так что она решила посоветоваться с Генри. И это было правильно. Генри категорически не желал нанимать местного работника, которого он сам же ранее рекомендовал, и в конце концов предложил ей отвезти всю мебель в Лондон.

Но прежде чем Маргарет взялась за дело, возникли непредвиденные осложнения.

Не то чтобы они были совершенно неожиданными. Тетушке Джули нездоровилось всю зиму. Она то и дело простужалась и постоянно боролась с насморком и кашлем. Едва она пообещала своей племяннице «наконец-то привести в порядок свою слабую грудь», как снова простудилась и слегла с тяжелым воспалением легких. Маргарет и Тибби отправились в Суонидж. Хелен послали телеграмму, и родные, в конце концов съехавшиеся в гостеприимный тетушкин дом той весной, делили светлую печаль воспоминаний. В один великолепный день, когда небо казалось фарфорово-голубым, а волны маленького, ничем не примечательного залива покрывали песок едва заметными татуировками, Маргарет торопливо шла по дорожке среди рододендронов, снова ощущая бессмысленность Смерти. Какая-то одна смерть может быть объяснима, но она не проливает света на другую: исследование той, другой, впотьмах и на ощупь, следует начинать сызнова. Проповедники или ученые могут обобщать, но мы-то знаем, что никакое обобщение не годится, когда речь идет о тех, кого мы любим; их ждут не одни небеса и даже не одно забвение. Тетя Джули, не имевшая склонности к трагедии, оставляла эту жизнь с невеселой усмешкой и извинениями, что так долго в ней задержалась. Она была очень слаба и не могла подняться до нужных высот, чтобы осознать то таинство, которое, по всеобщему мнению, вскоре ее ожидало. Она лишь понимала, что совершенно измучилась — измучилась так, как никогда, что с каждым мгновением видит, слышит и чувствует все меньше и что, если ничего не изменится, вскоре и вовсе перестанет чувствовать. Остатки своих сил она тратила на планы: не хочет ли Маргарет предпринять путешествие на пароходе? Понравилось ли Тибби, как поджарили скумбрию? Она беспокоилась по поводу отсутствия Хелен, как и по поводу того, что может стать причиной ее возвращения. Сестры милосердия, казалось, считали ее волнения совершенно естественными, и, пожалуй, такое приближение к Великим Вратам в самом деле было типичным. Но Маргарет смотрела на Смерть без ложной романтики. Что бы ни представляла собою идея Смерти, сам процесс мог оказаться банальным и отвратительным.

— Вот что важно, Маргарет, дорогая. Когда приедет Хелен, съездите в Лалвортскую бухту.

— Хелен не собирается долго оставаться здесь, тетушка Джули. Она написала в телеграмме, что сможет приехать лишь повидать вас. Ей нужно будет вернуться в Германию, как только вам станет лучше.

— Как это странно! А мистер Уилкокс…

— Что, дорогая?

— Он не возражал против твоего отъезда?

Генри даже хотел, чтобы она была рядом с тетушкой, чем проявил исключительное внимание. И Маргарет еще раз это подтвердила.