– Значит, Александр Васильевич, вы верите в меня?

– Разве можно иначе?

В голове Коржакова вихрем пронеслись тысячи мгновений минувших лет, связанные с политической карьерой Ельцина. Сколько надежд и разочарований! Сколько крутых поворотов на прямой дороге! Так много всего… И так мало хорошего… «Что такое Ельцин? – подумал начальник СБП. – Теперь уже вовсе не символ новой жизни, не знаковая фигура в борьбе против могущественной КПСС. Теперь этот человек воплощает в себе всё самое ненавистное российскому народу. Он не желает отречься от царства. Что ж, пусть пытается идти дальше. Если страна решит, что ей нужен именно такой президент, то так тому и быть. А я буду выполнять свою работу».

– Александр Васильевич, а как вы посмотрите на то, что я поставлю руководителем избирательной кампании Олега Николаевича Сосковца?

– Борис Николаевич, а как же правительство? Сосковец – один из немногих, кто там по-настоящему работает. – Услышав такое предложение от президента, Коржаков по-настоящему растерялся.

– А мне наплевать на это правительство, мне главное – выборы выиграть. Иначе ничего не будет. Ни страны, ни правительства, понимаешь, ни нас с вами…

* * *

В загородном доме Машковского Рита не увидела ничего особенного. Большой особняк располагался за высоким зелёным забором в замечательном сосновом бору. Пахло хвоей. С веток падали редкие капли – отзвук недавнего дождя. Рита остановилась перед верандой, вслушиваясь.

– Как здесь тихо у вас.

– А я уже не замечаю, – ответил Машковский. – В городе шум слышу, а здесь тишину не замечаю…

Рита кивнула.

– Да, так бывает, когда привыкаешь к чему-то…

Приняв приглашение Григория Модестовича, Рита также дала согласие Сергею Трошину. Он вручил ей три крохотных микрофона размером не крупнее булавочной головки и объяснил, как их незаметно прикрепить к мебели. «Видишь, они прямо как булавки устроены, с иголочкой у основания. Просто воткни их в диван и в кресло. Желательно в разных комнатах, если получится. Прямо в спинку кресла. И не волнуйся. Это можно сделать совершенно незаметно, даже если кто-то присутствует в помещении», – наставлял Сергей. Она кивала, соглашалась, примеривалась к «шпионским игрушкам», всё у неё получалось, но по дороге к Машковскому её всё больше и больше охватывала нервозность. Сначала это никак не проявлялось, но с каждой минутой Маргарита всё сильнее чувствовала оцепенение.

– Вы сегодня всё время молчите, – посетовал Маш-ковский, усаживая её на диван. – Вам тут удобно?

– Настроение какое-то… Странное… – Она сильнее вцепилась в сумочку, где лежали «жучки».

– Мы сейчас легко исправим его. Коля! Принеси-ка нам бутылочку «Брунеллы». Рита, я не спросил вас, вы не против красного вина? У меня имеется небольшой запас «Брунелло ди Монтальчино», как вы на этот счёт?

– Григорий Модестович, вы каждый раз ставите меня в тупик. Я же не специалист.

– Мне нравится ваше прямодушие.

Маргарита громко вздохнула.

В двери появился Николай с телефонной трубкой в руке.

– Григорий Модестович, вас просят из ГАИ.

– Кто просит? – Старик недовольно посмотрел на секретаря. – Ты же знаешь, что я принимаю гостью.

– Из ГАИ, по поводу вашего сына…

Машковский нахмурился, взял трубку у Николая, но не сразу поднёс её к уху, а сперва обратился к Маргарите:

– Рита, если хотите, можете пройтись по дому. У меня много хороших картин. Я потом расскажу вам о них. Извините, что вынужден отвлечься…

Она послушно поднялась и тихонько проскользнула мимо него, прижимая сумочку к груди. Позади раздался голос Григория Модестовича:

– Алло… Кто говорит? Здравствуй, Сергей Сергеич… Что там стряслось?.. Степан? Что? Насмерть? Нет?.. Пьяный был? Разумеется… Я не удивлён. Что? Не один? Кто ещё? Ах она! – Машковский словно вспыхнул и мгновенно перешёл на крик: – Ну эта стерва меня вообще не интересует, пусть за неё муженёк расстарается!.. А Степан… Сволочь он! Как был свиньёй, так и остался. И знаешь что, Сергей Сергеич, не беспокойся по этому поводу! Нет, ничего я делать не буду! Пусть сам выкручивается. Пусть всё идёт своим чередом. Посадят – значит, так и должно быть. Всё!

Рита отщёлкнула серебристый замочек дамской сумочки, сунула руку за микрофонами, но пальцы не слушались её. Никогда она не сталкивалась с таким сопротивлением собственного тела. Рука затрепетала.

«Не могу, не могу!»

Её бросило в жар. Пальцы сами защёлкнули замок, и Рита опять громко вздохнула.

– Простите, что я так вспылил, – услышала она Машковского.

Он подошёл к ней, стуча об пол тростью.

– Вот оно! – всё тем же страшным голосом проговорил он. – Вот результаты сладкой жизни!

– Что случилось? О чём вы? – Рита резко обернулась, губы её дрожали.

– Сын у меня… Горе, а не сын… Степан, подлец, тряпка никчёмная! Алкоголик. Не пить просто не может. Только что из милиции звонили. Пьяный за руль сел.

– Разбился? – прошептала она.

– Человека сбил насмерть. А они мне сразу, из ГАИ, мол, как быть, Григорий Модестович?.. А мне надоело! Пусть сам! Как в историю вляпаться, так это он умеет, а как выпутываться, так сразу ко мне за помощью… Нет уж, дудки! Я дал ему всё, что мог! Образование, воспитание, положение! В деньгах он никогда не знал нужды. И вот…

– Насмерть, насмерть…

– И ещё любовница его там, в истерике бьётся, – грозно прорычал старик. – Тоже в доску пьяная. Жена какого-то депутата… Но пусть сами, сами! А то дорвались… Думают, что им всё с рук будет сходить! Только вот с рук сойти может, когда головой работаешь! – Машковский схватил Риту за руку приложил её ладонью к своей груди. – Почему так происходит? Почему у людей богатых и власть имущих дети так часто превращаются в скотов? Куда ни глянь – советская эпоха или нынешние времена – одно и то же! Дети властителей похожи на самых что ни на есть жалких выродков… Вы думаете, это мой только сын – кусок… не скажу чего… Нет! Куда ни ткни – всюду одно и то ж… Золотая молодёжь! Тьфу! Вспомните Галину Брежневу или Василия Сталина – зажравшиеся самодовольные сволочи… Рита, вы дрожите?

– Не знаю, нехорошо мне как-то.

– Извините, это я вам настроение растрепал, – спохватился он. – Я знаю, когда у меня такое состояние, оно на людей сильно давит. Многие пугаются. Знаю, что бываю ужасен, но… Простите великодушно. Не смог сдержаться. Давайте забудем…

– Григорий Модестович, – едва слышно выдавила из себя Рита, – если вас не обидит это… Позвольте… Разрешите мне уехать домой.

– Домой? Но зачем? Вы можете отдохнуть здесь!

– Лучше домой…

Он не понимал, что причина её внезапного плохого самочувствия крылась вовсе не в его крике и не в его сыне. Марго просто не могла дольше оставаться в этом доме. Изящная дамская сумочка казалась ей гранатой с выдернутой чекой, она жгла ей руки.