Я все поняла и испугалась. В толпе галдевших иранцев я чувствовала себя безвольной, обнаженной, одинокой женщиной. Неужели Муди удастся этот сатанинский план?

Мне хотелось отсюда бежать. Но куда? Впереди были только улицы Тегерана. Посольство? Полиция? Амаль? Но там нигде не было Махтаб. Она дома, в руках врага.

Очередь двигалась невероятно быстро. Я часами ждала буханки хлеба, куска мяса или десятка яиц. Неужели получение паспорта не должно занять больше времени? Неужели сейчас я встретилась с исключительной оперативностью учреждения?

Подошла моя очередь. Я вручила хмурому чиновнику свои документы. Взамен он подал мне паспорт. Я смотрела на него точно в шоке, не зная, что делать дальше.

Был только первый час. Муди не мог знать, что я так быстро получу этот проклятый документ.

Надо немедленно действовать! Надо найти какой-то выход из этого тупика! Прежде всего я поймала такси и отправилась к Амалю.

Первый раз я пришла к нему без предупреждения. Его лицо выражало озабоченность и беспокойство. Он понял, что случилось что-то чрезвычайное.

– Я не могу поверить, – сказал он, рассматривая паспорт. – Это невероятно. У него такие связи, о которых я и мечтать не могу. У меня есть тоже свои лазейки, но мне еще ни разу не удавалось организовать что-либо подобное.

– Что же делать?

Амаль внимательно изучал паспорт.

– Здесь написано, что вы родились в Германии, – заметил он. – Откуда это взялось? Где вы родились?

– В Альмане, в штате Мичиган. Амаль задумался.

– Все ясно. Альман – по-персидски означает «Германия». Это очень хорошо для нас. Вы скажете Муди, что нужно вернуть паспорт для исправления ошибки. По этому паспорту вас не выпустят. Утром поезжайте в паспортный стол. Оставьте документ у них, а сами уйдите. Мужу скажете, что паспорт задержали. Думаю, выяснение займет какое-то время.

– Хорошо.

Я настолько была поглощена обдумыванием, как объяснить ошибку в паспорте, что Муди застал меня врасплох.

– Где ты была? – проревел он.

– В паспортном столе, – ответила я.

– Звонили после часа, что уже выдали тебе паспорт, – сказал он ядовитым тоном.

– Тебе звонили?

– Да.

– Извини за опоздание. В городе напряженное движение. Были сложности с пересадками.

Муди пристально посмотрел на меня. Я понимала, что он подозревает. Как могла, старалась отвлечь его внимание.

– Что за ротозеи! – сказала я, показывая ему паспорт. – Ты только взгляни. Я ждала целый день, а они выдали мне паспорт с ошибкой. Здесь написано «Германия». Я должна его отнести на исправление.

Муди посмотрел паспорт и согласился. Действительно, данные в паспорте не совпадают с данными в свидетельстве о рождении.

– Завтра, – буркнул он.

Больше он не произнес ни слова. Утром я старалась убедить Муди, чтобы он позволил мне ехать в паспортный стол одной: ведь справилась же я вчера. Но он не обращал ни малейшего внимания на мои аргументы. И хотя на тот день у него были назначены пациенты, он поехал со мной. Мы очень быстро добрались до места назначения. Там он сразу же нашел своего знакомого, отдал ему паспорт, и через пять минут у него в руках был правильно заполненный документ – официальное разрешение на выезд из Ирана, но… для меня одной.

Муди забронировал мне билет на пятницу, 31 января.

– Все готово, – сказал Амаль. – Наконец-то! Это произошло за три дня до моего отъезда, во вторник утром. Завтра, когда Муди будет в клинике, мы с Махтаб уедем, перечеркнув его планы за два дня до срока.

Амаль подробно ознакомил меня со своими намерениями. Несмотря на все его усилия, план вылета в Бендер-Аббас и пересечение границы на моторной лодке был все-таки еще недоработан. Поскольку Муди начал действовать столь решительно, Амаль предложил воспользоваться одним из резервных вариантов. Мы с Махтаб полетим до Захедана самолетом в девять часов утра. Там мы должны присоединиться к группе профессиональных контрабандистов и через почти непроходимые горы добраться до Пакистана. Контрабандисты доведут нас до Кветты, откуда мы вылетим в Карачи.

Меня охватила паника. Совсем недавно я прочла в газете «Хаян» об австралийской семье, увезенной в Кветту местной бандой и переданной в Афганистан. Там этих людей продержали восемь месяцев. Я могла представить себе пережитый ими кошмар.

Я рассказала Амалю об этой истории.

– Это правда, – подтвердил он. – Такие случаи происходят постоянно. Но вам не удастся покинуть Иран без риска.

Нам нужно было бежать сейчас же. Я не могла больше позволить себе роскошь выслушивать привычный совет Амаля: «Потерпите, пожалуйста». Скорее нужно было воспользоваться советом моего отца: «Хотеть – значит мочь».

Я дала Амалю на сохранение пластиковый мешок с запасной одеждой для меня и Махтаб, а также менее значительные вещи, которые мне не хотелось оставлять дома. Среди них был большой тяжелый гобелен, представляющий бытовую сцену: мужчины, женщины и дети у ручья. Мне удалось сложить гобелен в пакет размером около тридцати сантиметров. Кроме того, там были фиалки и шафран, которые подарила мне на Рождество Амми Бозорг.

Я слушала Амаля, и беспокойные мысли роились в моей голове. Вести из Америки были и хорошие, и печальные одновременно. Отец упорно цеплялся за жизнь, ожидая нас. Я была готова бежать. Завтра я постараюсь сделать так, чтобы Махтаб немного задержалась. Я должна быть уверена, что школьный автобус уедет без нее. Потом я сама отведу ее в школу. На улице я сообщу ей радостную новость. Когда мой ничего не подозревающий муж поедет в клинику, мы с Махтаб встретимся с Амалем, который отвезет нас в аэропорт и посадит в самолет до Захедана.

Что за ирония судьбы: мы убегаем той же дорогой, о которой говорила госпожа Алави! Что с ней могло приключиться? Не исключено, что ее арестовали. А может быть, она уже покинула страну? Я надеялась, что ей это удалось.

– Сколько это будет стоить? – спросила я.

– Просят двенадцать тысяч долларов, – ответил он. – Не забивайте себе этим голову, пожалуйста. Вы мне вышлете их по возвращении в Штаты.

– Я вышлю деньги сразу же, – обещала я. – Спасибо вам.

– Не за что.

Почему Амаль делал все это для нас, рискуя солидной суммой и полагаясь лишь на мою порядочность? Пожалуй, в какой-то степени я знаю причину, хотя никогда не спрашивала его об этом. И прежде всего Амаль – это ответ на мои молитвы, христианские и мусульманские, ответ на совершенный мною наср, на мою просьбу к имаму Мехди, на мое паломничество в Мешхед. Мы с ним верили в одного и того же Бога.

Амаль хотел что-то доказать себе, мне, всему свету. Полтора года я была заложницей в стране, которая, как мне казалось, заселена лишь ничтожествами. Хозяин магазина Хамид первым доказал мне ошибочность моих суждений. Поступки Алави, Шамси, Зари, Ферест и некоторых других убедили меня, что нельзя выносить людям приговор заранее. Даже Амми Бозорг по-своему доказывала о своих добрых намерениях.