– Спокойной ночи, Уэстон.

– Спокойной ночи, Отем.

Я вышла в коридор, и Уэстон закрыл за мной дверь. В темноте я на ощупь добралась до гостевой комнаты и присела на большую пустую кровать. Слезы уже текли из глаз. Не важно, насколько шатки и непонятны мои отношения с Коннором – все равно он мой парень.

И я его обманула, предала накануне прощания.

«Накануне прощания».

Стыд ожег меня, подобно удару хлыста. Я ничем не лучше Марка. И все же…

– Это не была ошибка, – прошептала я в подушку.

Точнее, это, возможно, была ошибка, но все, что только что случилось между мной и Уэстоном, было так естественно. Неизбежно. Словно я ждала Уэстона долго-долго.

«Наконец-то».

Целуя Уэстона, я предавала Коннора, но при этом не чувствовала себя обманщицей, наоборот, было такое ощущение, что я все делаю правильно.

«Что происходит между нами троими?»

Но спрашивать было уже поздно.

* * *

Мы попрощались на рассвете, до восхода солнца. Я чувствовала себя обессиленной и медлительной; из-за выпитого накануне алкоголя в голове стоял похмельный туман, а то, чем мы занимались с Уэстоном, казалось сном, неправильным и идеальным. С одной стороны, мне хотелось убежать с крыльца от стыда, с другой стороны, хотелось вернуться в кровать и снова заснуть.

Мать Уэстона громко плакала. Мать Коннора утирала слезы. Пол пожал Уэстону руку и явно был в шоке, когда юноша вдруг крепко его обнял. Они похлопали друг друга по спине и еще немного постояли обнявшись. Уэстон отстранился и что-то сказал Полу. Сначала Пол затряс головой и помрачнел, но Уэстон настаивал. Наконец Пол кивнул, и они снова пожали друг другу руки, будто заключили какую-то сделку.

– Обещаю, – сказал Пол.

Коннор обнял меня, и я обмерла, уверенная, что он почувствует оставшийся на мне запах Уэстона. Когда Коннор наклонился меня поцеловать, к моим щекам прилил жар от стыда.

– Береги себя, – пробормотала я.

– Хорошо, – пробормотал он, уткнувшись лицом мне в волосы.

Руби тоже обняла Коннора, а потом Уэстона и потрепала его по щеке.

– Веди себя хорошо. – Она усмехнулась. – Нет, беру свои слова обратно. Размажь там всех в кашу.

Уэстон едва заметно улыбнулся.

– Обязательно.

Наконец пришла моя очередь прощаться с Уэстоном. Все наблюдали, как двое друзей прощаются с родными и близкими.

Я медленно обняла Уэстона за шею, и его руки обхватили меня.

– Позаботься о нем, – попросила я надтреснутым голосом. – И о себе. Береги себя.

«И возвращайся ко мне».

– Обязательно позабочусь, – пообещал он. Потом отстранился, и его глаза показались мне сине-зелеными океанами боли и сожаления.

Когда приехал военный грузовик, мое сердце не разбилось – оно раскололось, разорвалось надвое. Получилась рана с неровными краями, да так, что и не поймешь, где заканчивается одна половинка и начинается вторая.

Поцелуи Уэса все еще горели на моих припухших губах, и я хотела его. Я нуждалась в письмах Коннора и разговорах с Уэстоном. Мне хотелось слышать стихи Коннора и хотелось снова ощутить исходящий от Уэстона электрический заряд, от которого у меня закипала кровь.

– Возвращайтесь ко мне, – прошептала я, глядя вслед машине.

Она увозила двух мужчин, которых я любила.

Уэстон

– Кроме меня, кто-то еще чует подвох? – невозмутимо проговорил Брэдбери своим низким, гнусавым голосом. – Нет? Только я? Ну, ладно.

Мы сидели на корточках, прислонившись спинами к стене полуразрушенного каменного дома. Эту деревню разбомбили задолго до нашего появления, и ее обитатели давно стали беженцами и перебрались в Турцию. Мы находились здесь не ради деревни, а для охраны дороги, ведущей в Аль-Раи, населенный пункт, расположенный на северо-западе Сирии. В нашу задачу входило охранять этот путь, чтобы им могли выйти из зоны боевых действий другие беженцы.

Коннор сидел рядом со мной, как и я, прижавшись спиной к стене. Брэдбери и Эриксон скорчились в укрытии на другой стороне улицы. Все мы были грязные, окровавленные и потные в своем желто-сером камуфляже. Война поистине великий уравнитель, все разногласия и вражда тренировочного лагеря давно были забыты. Теперь мы с Брэдбери и Эриксоном стали ближе, чем братья. Здесь, под палящим солнцем, находясь в непрерывном стрессе, я не был Амхерстской Задницей. Я был Мистер Спокойствие, потому что меня уже ничто не пугало. Человеку, знающему свою судьбу, нечего бояться.

Что же до Коннора и меня… наши с ним отношения трудно описать словами. Мы были больше чем братья, мы сроднились на молекулярном уровне, и моей единственной заботой было сделать так, чтобы Коннор выбрался отсюда живым.

На этом задании я командовал нашей группой, и Коннор, Джеггер и Эриксон подчинялись моим приказам.

Второй половиной нашего взвода командовал лейтенант Джеффрис, но меня повысили до ефрейтора за «выдающиеся лидерские качества на поле боя».

Перевожу: я загнал все чувства глубоко в подсознание, туда, где не мог до них дотянуться, стал педантичным и хладнокровным. Ужасы, которые мы повидали, люди, которых мы убили… я вытеснил их из памяти или вырезал… как миндалевидные железы. Раньше я был Амхерстской Задницей, а теперь стал Хладнокровным Убийцей, холодным, безжалостным, бесчувственным.

Конечно, Джеффрис, как старший по чину, любил мною покомандовать, но я не возражал, потому что не горел желанием отдавать приказы, если только не возникало острой необходимости спасти своих людей. Сидевший на другой стороне улицы лейтенант подал нам сигнал «двигаемся вперед». Деревня находилась на краю плоской, широкой равнины, за которой начинались каменистые холмы, переходящие в предгорье. Разведка сообщила, что дорога впереди свободна, но это было три дня назад.

Волоски у меня на шее встали дыбом, когда наш взвод из двенадцати человек начал пробираться вперед, стараясь соблюдать тишину.

Мы передвинулись к последнему строению в деревне. По команде Джеффриса Брэдбери, Мендес и Милтон крадучись прошли вперед и выглянули из-за полуразрушенных стен оставшейся без крыши постройки.

Эриксон слегка присвистнул сквозь зубы. Я вскинул кулак, и мои люди замерли.

Впереди, за грудой красного кирпича, притаились враги, раздался гранатометный выстрел.

– Назад, назад, назад! – завопил я что было мочи.

Коннор не подчинился и побежал вперед, туда, где в земле зияла воронка от взрыва.

– Черт, – пробормотал я.

Я ласточкой выпрыгнул из-за полуразрушенной стены небольшого дома и спрятался за другой стеной. Солдаты нашего взвода рассеялись кто куда, но я знал, что в нас попали.