Гувер родился в XIX веке в Вашингтоне, округ Колумбия — южном городе, который оставался сегрегированным на протяжении большей части XX века. В его мире чернокожие знали свое место: они были слугами, камердинерами и чистильщиками обуви. Он боялся появления черного «мессии»[314], если цитировать формулировку задания COINTELPRO. Он осуществлял контроль над англосаксонской Америкой, и он ставил себе задачу сохранять и защищать ее.

«Он был очень последовательным на протяжении многих лет. То, что он ненавидел, он ненавидел всю свою жизнь, — сказал Билл Салливан. — Он ненавидел либерализм, черных, евреев — у него был длинный список того, что он ненавидел»[315].

Если быть более точным, Гувер ненавидел идеологии больше, чем отдельных людей; группы давления — больше, чем народ; и больше всего Гувер ненавидел угрозы стабильности американской политической системе, и всякий, кто мог олицетворять эту опасность, был его врагом на всю жизнь.

Неприятие Гувера идеи расового равенства может объяснить отчасти его враждебность к движению за гражданские права, но не совсем.

Его тревога по отношению к связи между коммунизмом и гражданскими правами усилилась в начале 1957 года. Для ФБР такую угрозу представляла недавно организованная Конференция христианских лидеров Юга и ее дотоле неизвестный руководитель — двадцатисемилетний Мартин Лютер Кинг-младший.

Сначала Гувер стал концентрировать свое внимание на Байярде Рустине — главном стратеге гражданского неповиновения — бойкотов, сидячих забастовок и маршей протеста на Конференции. У Бюро уже было значительное досье на Рустина — человека, по внешнему виду сотворенного создателем так, чтобы раздражать Гувера, — социалист, пацифист, откровенный гей со списком судимостей за сопротивление призыву на военную службу и половые извращения. Он оставался объектом изучения ФБР на протяжении последующих двадцати лет.

Таким же объектом был и белый житель Нью-Йорка в толстых очках — бизнесмен и юрисконсульт, которого Рустин представил Кингу в конце 1956 года. Его звали Стенли Дэвид Левисон, и он помогал составлять учредительные документы Конференции христианских лидеров Юга. Он стал ближайшим доверенным лицом Кинга — писал его речи, шлифовал рукопись первой книги Кинга, подготавливал его налоговую декларацию и был резонатором, когда Кинг составлял свое первое главное обращение к белым жителям Америки, произнесенное со ступеней мемориала Линкольна 17 мая 1957 года.

К тому времени Левисон уже пять лет значился в документах ФБР. Бюро подозревало, что он главный финансист коммунистического подполья с 1952 года. И хотя доказательства были косвенными, Гувер поверил им.

Но лишь за семь недель до речи у мемориала Линкольна ФБР вычеркнуло Левисона из своего списка руководителей американских коммунистов. Это решение было основано на информации, полученной от его лучших осведомителей внутри партии. Через шесть недель после речи, 25 июня 1957 года, ФБР отметило, что Левисон был «членом компартии без официального титула, осуществлявшим свою партийную работу через деятельность массовой организации»[316]. Оказалось, что он оставил свою роль руководителя коммунистическим подпольем, чтобы посвятить себя гражданским правам.

Но вера Гувера в то, что за Мартином Лютером Кингом и Движением за гражданские права стоит коммунистическая партия, так и не пошатнулась.

Агенты Гувера в Чикаго и Нью-Йорке годами трудились над тем, чтобы завербовать и руководить человеком, который пользовался доверием и уважением в высших кругах Коммунистической партии Соединенных Штатов. Такая операция под кодовым названием «Соло» не имела прецедентов в анналах холодной войны.

У операции «Соло» было одно ужасное последствие. Она убедила Гувера в том, что Движение за гражданские права в Америке финансируется Москвой и в его руководство проникли скрытые коммунисты. Это приведет его к открытой политической войне с Кингом.

На официальном торжественном обеде[317]в честь короля Марокко 26 ноября 1957 года Дж. Эдгар Гувер и Ричард Никсон с глазу на глаз говорили о том, что президент Эйзенхауэр может умереть в любой момент. Накануне днем Айк перенес удар. Никсон ринулся в Белый дом, где начальник штаба Шерман Адамс сказал ему: «Вы можете стать президентом через двадцать четыре часа»[318].

Эйзенхауэр выздоровел к весне 1958 года, хотя иногда его речь и мысли казались немного странными. Оказалось, что и сам Гувер перенес легкий сердечный приступ незадолго до того, как Айка хватил удар — не подтвержденный документально сердечно-сосудистый случай, который он держал в тайне ото всех, от кого только можно. Его поведение стало меняться, как и поведение президента. Оба они стали делались более раздражительными, нетерпеливыми и требовательными. Но если Айк занялся переоценкой ценностей, стремясь к потеплению отношений в холодной войне, то Гувер очерствел. Те немногие люди, которые были близки к нему в ФБР, видели, как он становится деспотичным, тщеславным и напыщенным.

В то лето «Мастера обмана» — замысловатый трактат о коммунизме — принес Гуверу богатство. Написанная его помощниками под началом Билла Салливана и опубликованная под именем Гувера с его портретом на обложке, эта книга хорошо разошлась — были проданы сотни тысяч экземпляров, причем многие из них закупили оптом различные патриотические объединения, вроде Американского легиона. Бессистемное расследование конгресса, начатое после его смерти, показало, что Гувер легализовал 20 процентов чистой прибыли от продажи книги через освобожденный от уплаты налогов фонд для ушедших на пенсию офицеров ФБР. Он положил в банк по меньшей мере 71 тысячу долларов, что в наше время равно более чем полумиллиону долларов.

Книга «Мастера обмана» была опубликована сказочно богатым техасским нефтяным магнатом по имени Клинт Мерчисон, который рассматривал эту книгу как деловую операцию. Гуверу нравилось особое молчаливое партнерство с Мерчисоном: он мог хорошо вложиться в нефть, и если она хлынет, то он получит прибыль; если скважина окажется пустой, не потеряет ни цента. Гувер (и второй после него человек в ФБР Клайд Толсон) провел летний отпуск на изысканном курорте Мерчисона в Ла-Йолле (Калифорния). Он остановился в самом лучшем номере люксе — бунгало А, вкусно ел и пил — все за счет заведения. «Они жили в полнейшем изобилии»[319], — вспоминал многие годы спустя помощник Гувера Финт Делоуч. Пирушки в Ла-Йолле были «близки к настоящему скандалу в жизни Гувера».