— Но мы ведь с самого начала знали, — сказал я, пытаясь ее успокоить, — что у нас могущественные враги. Знали мы и то, что чем ближе будем к цели, тем будет опаснее. Допускали мы и такую возможность, что все это будет на руку Клигусу и Модину. Тем не менее мы движемся вперед. И даже быстрее, чем я предполагал. Не забудь, что мы с Яношем только с третьей попытки добрались до Ирайи. Нам же, с помощью богов, быть может, удастся добраться до цели с первого раза.

Тревога исчезла с лица Джанелы. — Я просто иногда забываю, кто рядом со мной. Приятно сознавать, что ты бывал в ситуациях гораздо худших и выходил победителем.

Я вспыхнул и пробормотал в оправдание какую-то чушь. Джанела положила ладонь мне на руку.

— А я тебе помогаю так же, как мой прадед? — спросила она.

— Намного больше, — сказал я. — И с самого начала я не сомневался в искренности твоих намерений.

Джанела сжала мою руку.

— Так, значит, ты доверяешь мне? И у нас не закончится все, как у тебя с Яношем?

Я посмотрел в ее темные глаза. Вновь я увидел в них знакомое мне выражение. Та же сила была у Яноша. Тот же ум. Всепоглощающая любознательность. Отсутствовала лишь сумасшедшинка, являвшаяся благословением и проклятием Яноша. Слабый аромат ее духов усилился, и я понял чуть больше, чем она хотела бы мне показать.

Она опустила глаза.

— Вижу, что доверяешь. — Она убрала руку, и момент истины рассеялся.

Ночь еще не успела поглотить серость дня, когда мы, взяв к югу, подальше от опасных прибрежных рифов, оказались у небольшого, поросшего лесом острова, круто поднимающего свои склоны из озера. На голой вершине росло лишь одно, но огромное дерево, покрывающее ветвями большую площадь вокруг себя. К нему вели вырезанные в склоне ступеньки, переходящие в тропинку, змеей вьющуюся до самого берега.

Джанела взволнованно сказала:

— Нам необходимо остановиться здесь, если ты не возражаешь.

Когда я спросил о причине, она пояснила, что это магическое место.

— Но это магия не людей и не демонов. Здесь действует аура земли, причем мирная. У меня ощущение, что, если мы осмотрим этот остров, мы в чем-то получим помощь.

— Что ж, время есть, — сказал я. — Я уж и сам подумывал, не переночевать ли нам здесь. Скоро мы окажемся во владениях короля Азбааса, а я предпочитаю иметь с ним дело при свете дня.

Я распорядился, и, пока Келе и другие капитаны ставили суда на якорь, мы с Джанелой взяли небольшую лодку и погребли к острову. Погода успокоилась, сильный ветер сменился легким прохладным бризом. Когда мы привязали лодку у полуразрушенного старого причала, показался яркий месяц, освещавший нам путь. Мы пошли по тропинке, кое-где имевшей ступеньки. Хотя они были сильно повреждены, подниматься оказалось делом несложным, правда, до вершины мы добрались чуть ли не за час. На последних нескольких футах тропинку заливала вода разлившегося ручья. Джанела наклонилась зачерпнуть пригоршню воды, чтобы напиться. И удивленно подняла брови.

— Попробуй, — сказала она.

Я нагнулся, и прежде всего меня удивило, насколько холодна вода. Пальцы буквально онемели, а когда я глотнул из горсти, от холода заболели зубы. Но вкусом вода напоминала чистейший растаявший снег высокогорья. Странно. Мы находились посреди озера, а горы были далеко, за много лиг отсюда. Джанела продолжила подъем, а я, ни слова не говоря, двинулся за ней.

Дерево на вершине холма оказалось еще больше, чем мы полагали, а громадные раскинувшиеся корни вытягивались в длину большую, чем самые высокие деревья, растущие вокруг моей виллы в Ориссе. Листья, формой напоминавшие дубовые, отливали серебром в лунном свете. Листва безмятежно шелестела под бризом. Широкие крепкие ветки дерева располагались так симметрично, словно искусные садовники тысячелетиями любовно подрезали их. На краю вершины корни охватывали большой плоский камень, из-под него бил ручей. Я поднял мое светящееся ожерелье и увидел какие-то знаки, вырезанные на камне.

Изображения были слабыми, и Джанела, нахмурившись, принялась оттирать их рукой.

— Не могу разобрать, — сказала она, — хотя уверена, что это магические символы.

Я пригляделся и вдруг увидел кое-что знакомое.

— Вот тебе и на. А это что такое?

На поверхности, здорово пострадавшей от непогоды и времени, проглядывала высеченная фигура танцовщицы. Она находилась посреди квадратика, окруженного желобком. Джанела дунула на мусор, очищая желобок.

— Похоже на пластину, — сказала она. — Пластину, вмонтированную в камень.

Скинув с плеча сумку, она принялась в ней рыться и вскоре извлекла кусочек металла. Перехватив мой заинтересованный взгляд, она рассмеялась.

— Никакой магии. Просто рычаг.

Она принялась трудиться над пластиной, вычищая грязь и сдувая пыль. Наконец поддела рычажком пластину и вытащила из гнезда целую коробочку. Та оказалась шириной в мою ладонь, в две ладони толщиной и сделанной из белого матового камня — из того же, что и стены в том королевском дворце, где танцовщица кружилась перед аудиторией демонов. Джанела покрутила ее в руках, обнаружила щель крышки и поддела ее. Мы вместе заглянули внутрь открывшейся коробочки.

На дне лежал один розовый лепесток. Точнее, не розовый, а самых разнообразных красноватых оттенков и прелестной формы — он так и просился в руки. Я взял его и удивился, обнаружив, что сделан он из тонкого стекла. В лунном свете на нас падали отраженные лепестком красные искорки.

Мелодичное перешептывание листьев дерева стало громче, словно пел далекий хор. Я улыбнулся и прислушался, пытаясь разобрать, что же поет этот хор. Мне показалось, что я слышу, как произносят мое имя и имя Джанелы, но голоса звучали так неразборчиво, что уверенности у меня не было. Я почувствовал легкое, но приятное головокружение, будто от глотка доброго вина. Вне всяких сомнений, произносилось мое имя, и я сделал шаг в сторону, чтобы услыхать это четче. Но тут же я словно отделился от тела. Освобождение от земной обузы воспринималось с легкостью и радостью, как долгожданная свобода. Я посмотрел на Джанелу, уставившуюся на меня в изумлении. Серебряные листья посыпались дождем, порхая в струях ветерка, и я ощутил свежесть и чистоту восприятия мира, как дитя. Подняв руку с лепестком, я увидел, как она бледна и даже полупрозрачна, при этом светится изнутри. Я засмеялся, и оказалось, что мой смех похож на звук, с которым в моем саду под ветром звенели колокольчики. Я вновь засмеялся, чтобы еще раз услыхать этот восхитительный звук.

Джанела протянула руку и забрала у меня лепесток. Она положила его в коробочку и закрыла крышку. И мгновенно моя рука стала снова обыкновенной. Я ощутил тяжесть, скуку и смятение в мыслях. Потеря казалась до того невыносимой, что я застонал, заскрежетал зубами, а потом заплакал, сам не знаю почему, и Джанела обняла меня и так держала, пока плач не перешел во всхлипывания, сотрясающие мою грудь. Она заставила меня хлебнуть из ее маленькой фляжки, и бренди обожгло мне язык. Должно быть, она добавляла в напиток что-то укрепляющее силы, поскольку вскоре я почувствовал себя вновь вполне нормально.