произошло, возможно, что она изменила мне с ним, но я позволяю им верить в то, что они хотят. Я знал, что наступит момент, когда я все проясню.

— Ну, правда в том, что мы втроем…

Я поднял глаза и увидел, что Чарли вцепилась в руку Эмерсона с выражением надежды на лице. Мия смотрит на меня широко раскрытыми глазами, а Гаррет сдерживает ухмылку.

Внутри у меня все кричит. Это мои друзья. Нет, это моя семья. Мы вместе занимаемся бизнесом уже более семи лет. Мы вместе растили и лелеяли нашу компанию, как родители, и вся эта чушь о том, что нельзя заниматься бизнесом с друзьями, кажется неправильной. Потому что друзья — это единственные, кто не украдет у тебя и не будет тебя эксплуатировать. Эта команда всегда прикрывала друг друга, и сейчас я чувствую, насколько сильно они прикрывают меня.

— Мы втроем вместе. В отношениях. Даже Дрейк и я. Я… я бисексуал.

Когда эти слова вытекают из меня, вся тяжесть и тошнота, которую я чувствовал, удерживая их в себе, тоже вытекает. Напротив меня Чарли сияет. Мия плачет, протягивая мне руку, а Эмерсон в конце стола выражает гордость.

Когда некоторое время никто ничего не говорит, я тяжело вздыхаю. — Вы все это уже знали, не так ли?

Стол разражается невнятными ответами, подтверждая мои подозрения. Они знали все это время.

— Почему вы ничего не сказали?

— Это было не наше дело, — заявляет Эмерсон.

— Честно говоря, я думал, что вы все это время трахались, — отвечает Гаррет, и Мия закатывает на него глаза.

— В этом есть смысл, Хантер. Химия между вами — это больше, чем просто дружба, — добавляет она.

— Я просто рада, что ты наконец-то приехал, — говорит Мэгги, снова поглаживая меня по спине.

— Итак… — говорит Гарретт, нахмурив брови. — Почему ты переехал?

— Мне просто нужно было разобраться с кое-какими делами, пока кто-нибудь не пострадал.

Он кивает, его глаза смотрят на меня с легким, полным надежды выражением.

— И что теперь? Ты идешь домой? — спрашивает Чарли.

— Думаю, да.

Она прикусывает губу от волнения.

— Это нечестно, — хнычет Мия, выпячивая нижнюю губу. — Изабель получила два. А у меня только один.

Когда она поворачивает свое недовольное лицо к сидящему рядом с ней мужчине, выражение его лица становится жестким, и он хватает ее за бедро.

— Ах ты, соплячка.

— Один? У меня их ноль, так что не жалуйся, — добавляет Мэгги, хмуро глядя в свой бокал с вином.

— Это потому, что ты слишком много работаешь, Мэгс. И ты всегда с нами. Здесь больше нет одиноких парней, — отвечаю я.

— Мне все равно никто из вас не нужен, — отвечает она. — Вы, ребята, слишком извращенные, богатые самих себя.

Мы все втроем смотрим на нее, обижаясь.

— Слишком извращенные? — спрашивает Эмерсон.

— С каких это пор мы ведем себя как богачи? — добавляет Гарретт.

И я не могу удержаться от смеха. Я имею в виду… мы сами себе на уме, так что этот вопрос даже не заслуживает обсуждения.

— Даже не собираюсь отвечать, — проницательно говорит она. Вы должны любить Мэгги. Она много работает, она удивительно мила и застенчива для женщины, которая держит нас троих в узде уже почти десять лет. Но она никогда не уделяет себе времени, которого заслуживает. С тех пор как я живу у нее, я заметила, что она только и делает, что работает. Пока она не сказала Мие, что у нее нет мужчины, я, честно говоря, не знала, что он ей вообще нужен.

Она ни с кем не встречалась, насколько нам известно. Никогда не использовала клуб для чего-либо. Никогда не флиртовала и не вступала в отношения. Она для всех нас загадка, но мы все равно ее любим.

За столом идут споры по поводу ее обвинений в том, как мы себя ведем, а я благодарен за то, что внимание отвлечено от меня. А все оказалось так просто. Я бросил самую большую бомбу в своей жизни, а мои друзья почти не вздрогнули. Потому что для них ничего не изменилось. Я все еще я. Дрейк, Изабель и я — те же три человека, которыми мы всегда были.

И я боялся, что это будет трудно.

Правило № 37: Как только он вернется, не отпускай его

Изабель

Уже девять, когда я, наконец, закрываю студию, выпроводив последнего человека из моего продвинутого класса по воздушной гимнастике. Они обычно любят подольше поболтать, и сегодня был первый вечер за долгое время, когда я действительно чувствовала себя готовой к светской беседе.

После того момента с Дрейком в ванной я снова начала чувствовать себя самой собой. То, что произошло между нами, было прогрессом: я наконец-то смогла отпустить горе от того, что он ушел, и чувство вины за то, что мы вместе. Но я знаю, что именно этого хотел от нас Хантер. Может быть, потому, что, наконец, быть с ним означает, что Хантер тоже делает успехи, а значит, скоро вернется домой.

В глубине души я знаю, что Хантер хотел, чтобы мы с Дрейком были вместе. Потому что в глубине души речь никогда не шла ни о рогоносце, ни о горячей жене, ни о каком-либо другом извращении. Речь шла о том, чтобы найти те отношения, в которых мы всегда должны были быть.

Заперев входную дверь, я иду в подсобку, чтобы закрыть книги за день, сделать последние дела и бросить полотенца в корзину, чтобы отнести их домой и постирать. Только я выключила компьютер, как раздался звонок входной двери, и я замерла.

Я же заперла ее, не так ли? Клянусь, я ее заперла.

Ключ есть только у секретарши и…

Я медленно иду к входу, заглядывая в вестибюль из комнаты персонала, и тут вижу мужчину, стоящего у двери с букетом цветов в руках. Неважно, что свет горит и я вижу его ясно, как день. Мой мозг не сразу соображает, и я в шоке смотрю на своего мужа, которого не видела целых два месяца — пятьдесят семь дней, если быть точной.

Из моего рта вырывается крик, и я бегу через всю комнату, в отчаянии вдыхая каждый сантиметр пространства между нами. Цветы, которые он держит в руках, оказываются раздавленными между нашими телами, и я падаю в его объятия, прижимаясь к нему.

Облегчение ощутимо. Его запах, его присутствие, даже тепло его дыхания на моей шее мне знакомо. Каждую минуту из пятидесяти семи дней, проведенных в разлуке, я выживала.