— Вы знаете, просто страх берет, когда держишь при себе сразу так много денег! Слава богу, теперь нет поджаривателей, и можно рискнуть подержать их у себя денек-другой, не обратив в какое-нибудь приобретение. Я их целый день ношу с собой, а ночью кладу под подушку и сплю на них. Мне прямо невтерпеж от них избавиться! Коли бы мы не сладились с вами сейчас, я бы купил несгораемый ящик и держал бы их там, пока не вложил бы во что-нибудь стоящее. А доверять денежки нотариусам или банкирам — дураков нет! Поэтому я и хотел бы ударить с вами по рукам сегодня же, чтобы не оставлять у себя такое богатство.

— Я надеюсь, что мы сейчас же и закончим, — ответила Марсель.

— Как, ни с кем не посоветовавшись? А моя жена? А мой нотариус?

— Ваша жена здесь; что касается вашего нотариуса, то если вы его призовете, я должна буду призвать своего.

— Эти чертовы нотариусы все испортят, поверьте мне, сударыня. Я в таких делах кумекаю не хуже их, да и вы тоже. И документ мы составили отлично. А ежели его заносить в реестр, то нам придется здорово раскошелиться.

— Хорошо, обойдемся без этой формальности. Я вам передаю переходящую к вам недвижимость, как говорится, из рук в руки.

— Однако ведь такая серьезная сделка! Прямо в дрожь бросает! Но в конце концов с моей стороны тут только обещание, так что, пожалуй, подпишем.

— Это обещание равносильно официальному обязательству. Я готова подписать. Пойдите за вашей женой.

«Да, надо ее привести! — сказал себе Бриколен, — только бы это не заняло слишком много времени, а то Тибода может затеять со мной спор на целый час, а за это время ветер переменится». — Вы идете к Розе, госпожа Марсель? Не говорите ей пока ничего.

— На этот счет можете быть спокойны. Но вы позволите мне подать ей некоторую надежду на ваше согласие?

— Ну, сейчас-то уже можно, — ответил Бриколен, не без проницательности рассчитывая на то, что, увидев снова плачущую Розу, Марсель, несомненно, укрепится в своих благородных намерениях.

Оказалось, что госпожа Бриколен настроена совершенно иначе, чем предполагал ее муж. Характер у нее был черствый и сварливый, в мелочах она была скупее своего мужа, но в сути была, пожалуй, менее жадна; злая на язык и по своей обычной повадке казавшаяся совершенно бесчувственной, она способна была порой, скорее чем ее супруг, поддаться какому-то доброму движению души. Кроме того, она была женщина, и хотя материнское чувство скрывалось у нее за внешней жестокостью, оно все же жило в ее груди.

Когда супруг ее вошел в кухню, тускло освещенную тоненькой свечкой, она поднялась навстречу ему, заперла дверь на задвижку и заговорила.

— Господин Бриколен, — сказала она, — я в большом горе. Роза больна тяжелее, чем ты думаешь. Она без конца кричит и плачет, как потерянная. Она любит своего мельника. Это нам наказание божье за грехи наши. Но тут уж ничего не поделаешь: она к нему прикипела сердцем. И сейчас она точь-в-точь как ее сестра, когда у той начало в голове мутиться. А с другой стороны, болезнь старшей все ухудшается и вот-вот станет уже совсем непереносимой. Лекарь увидел по ней, что она может выломать дверь, и потребовал, чтобы ее пустили, как обычно, блуждать по заказнику и в старом замке. Он говорит, что она привыкла быть одна и беспрерывно ходить, так что ежели ее держать взаперти да сидеть около нее и сторожить, она станет буйной. Я этого до смерти боюсь; а вдруг она наложит на себя руки? Сегодня вечером она такая сердитая! Всегда-то она молчит, а тут наговорила нам бог знает какие страсти — у меня даже в груди защемило. Это же ужас — жить так, как она живет! И подумать только, что всему причиной запрещенная любовь! А ведь мы одинаково воспитывали всех наших дочерей! Другие-то вышли замуж по нашей воле, и мы можем ими гордиться! Они богаты и достаточны умны, чтобы считать себя счастливыми, хотя их мужья не ах какие добренькие. Но старшая и младшая дьявольски упрямы, и ежели мы, на беду, один раз не поняли, что такое дело может погубить пашу дочь, то второй раз должны остеречься и не идти наперекор желаниям другой дочери. По мне, лучше бы ей на свет не родиться, чем выходить за этого мельника! Но она уперлась, и придется нам пойти ей навстречу, потому как она тоже может рехнуться, а я бы лучше предпочла видеть ее мертвой, чем помешанной. Посему, господин Бриколен, я даю свое согласие, и ты должен его дать. Я сейчас сказала Розе, что ежели она хочет только за него и ни за кого другого, я препятствовать не стану. Тут она вроде бы поуспокоилась, хотя бог ее знает, дошло ли до нее, что я сказала, и ежели дошло, то поверила ли она моим словам. Надо, чтобы и ты сходил к ней и повторил то же самое.

— Все складывается как нельзя лучше! — в восторге вскричал Бриколен. — Вот прочти-ка эту бумагу, жена, и сказки мне, не упущено ли в ней чего-нибудь.

— Да это подарок с неба! — вымолвила арендаторша, ознакомившись с документом. Еще ряд восклицаний последовал с ее стороны, но затем она, собрав всю свою волю, вернула себе ледяное спокойствие и со вниманием стряпчего перечитала бумагу заново. — Условия целиком в твою пользу, — сказала она. — Надо сейчас же соглашаться, и к нотариусу обращаться незачем. Подписывай — и дело с концом. Для нас тут сплошной выигрыш, счастье наше тут! И нам это на руку, и Розу вполне устраивает. Я уже было решила отдать ее мельнику просто так, ан глядишь, нам еще привалило! Подписывай, подписывай, старик, и сразу выкладывай денежки! Тогда выйдет, что купчая получила силу, и нельзя уже будет пойти на попятный!

— Так сразу и заплатить! Что-то уж больно скоро! На основании клочка бумаги, даже не заверенного нотариально?

— Плати, говорю тебе, а завтра утром огласишь помолвку.

— А если все-таки попробовать уговорить Розу? Может быть, завтра она почувствует себя лучше и согласится выйти за другого, ежели ее поубеждать хорошенько и ежели ты сумеешь найти к ней подход. Тогда можно будет сказать, что пойти на такую сделку было безумием с моей стороны, глупостью, которая не может обязать мою дочь…

— Эва! Да тогда и продажа имения будет недействительна.

— Это как сказать! Во всяком случае, можно будет затевать тяжбу.

— Ты ее проиграешь!

— Тоже как сказать! Как бы то ни было, мы ничего не теряем. Продажа Бланшемона будет запрещена на время судебного процесса. А процесс может затянуться надолго. Ты же знаешь, что госпожа де Бланшемон не может ждать. Она будет вынуждена пойти на мировую.

— Лучше не впутываться в такие дела, коли не хочешь заслужить дурную славу, господин Бриколен. Потеряешь, чего доброго, и честь свою и кредит. Всегда выгоднее поступать по-честному.

— Ладно, посмотрим, Тибода! Пока что иди к своей дочери и скажи ей, что все решено. Может, когда она увидит, что мы не идем ей наперекор, она не станет так держаться за своего Большого Луи; потому как мне сдается, что она просто в пику мне артачится: нашла коса на камень, вот и заколодило на этом месте. Но скажи-ка на милость, до чего ловко этот мельник обстряпал свое дельце! Сумел втереться в доверие к нашей барыньке и добиться ее покровительства бог знает каким путем… Парень, видать, не дурак!