— Я тут кое-что натворил, чего, возможно, делать было не надо. Ну да что сделано, то сделано, уж к добру оно или к худу. Меня притомило ждать. Пришло время действовать, выявлять их наружу. Тебе это, имей в виду, обернется не совсем приятными хлопотами, но ты выпутаешься. Скажешь о том, что здесь произошло, и они тебе в конечном счете поверят. А пока в ближайшее время пойдет слух, и они к тебе заявятся.

Тут Меррик сделал нечто странное. Он крадучись подобрался к одному из стенных шкафов (теперь я различал, что мой пистолет у него за поясом) и, опершись левой рукой о ребристую дверцу, правой вытянул из-за ремня «Смит-Вессон-10». Пронзительно вперившись, он словно пытался углядеть что-то сквозь планки дверных створок, словно в недрах шкафа кто-то прятался. Наконец, осторожно открыв шкаф, он стволом пистолета обследовал зазоры между висящими там пиджаками, брюками и рубашками.

— Ты точно один здесь живешь? — осведомился он.

Я кивнул.

— А вот мне кажется, ты здесь не один, — сказал он. В его голосе не было ни намека на угрозу, ни недоверия, лишь крепнущая тревога по поводу чего-то такого, что он не понимает. Бесшумно закрыв дверцу шкафа, Фрэнк возвратился к постели.

— Против тебя лично я ничего не держу, — сказал он. — С тобой мы теперь в расчете. Ты, видимо, делаешь то, что считаешь правильным, но ты встал у меня на пути, а с этим я смириться не мог. Хуже того: ты, похоже, человек, позволяющий себя донимать совести, и она у тебя, как назойливая муха, жужжит в голове. Учти, она лишь досадная помеха, оплошность. У меня на нее нет времени. И не было никогда.

Он медленно поднял пистолет. Дуло уставилось в меня немигающим зраком, черным и пустым.

— Я мог бы тебя сейчас убить, ты это знаешь. Всего делов: нажать на курок, а затем чуток взгрустнуть. Но я не буду отнимать твою жизнь.

Я резко выдохнул, не в силах сдержать прилива невольной благодарности. Я не умру — во всяком случае, не от рук этого человека, не сегодня. Меррик знал, что это за выдох.

— Да, ты останешься в живых, но запомни все это и не вздумай забыть. Ты был у меня в смертельной хватке, но я тебя выпустил. Я знаю таких, как ты, неважно, с совестью или без. Ты, понятно, распалишься, что я вот так влез к тебе в дом, истязал тебя, унижал в твоей собственной постели; захочешь нанести ответный удар. Но предупреждаю: в следующий раз, если ты окажешься у меня под пистолетом, я нажму курок, не моргнув глазом. Все скоро кончится. Вот видишь, я уже ухожу — а тебя оставляю как следует над всем поразмыслить. Гнев свой можешь приберечь: поводов для него у тебя будет предостаточно.

Он убрал пистолет и снова полез к себе в саквояжик. Оттуда достал какую-то склянку и желтую тряпицу, которую смочил содержимым склянки, скрутив с нее плотно пригнанную крышку. Запах был мне знаком — не отталкивающий, чуть приторный. Я затряс головой, расширив глаза под неумолимой рукой нависшего надо мной Меррика; к моему лицу он собирался притиснуть воняющую хлороформом тряпицу. В голове уже плыло. Я пытался взбрыкнуть, лягнуть его ногами — бесполезно. Он схватил меня за волосы и, удерживая голову, притиснул к носу желтую ткань.

— Считайте, что легко отделались, мистер Паркер, — услышал я напоследок.

Я открыл глаза. Сквозь шторы пробивался утренний свет. Череп пронзали тупые иглы. Я попытался сесть, но голова была непомерно тяжелой. Руки не скованы, а скотч убран со рта (там, где на губах при рывке порвало кожу, чувствовался вкус крови). Кое-как перегнувшись, я дотянулся до стакана на прикроватной тумбочке. В глазах мутилось, и я чуть не сшиб его на пол. Попытку я повторил, лишь дождавшись, когда комната прекратит вращение и перестанет двоиться в глазах. Наконец я обхватил стакан и поднес к губам; он оказался полон. Видимо, его наполнил и поставил рядом Меррик, чтобы легче было дотянуться. Я жадно припал, расплескивая по подушке воду, после чего с закрытыми глазами упал спиной на кровать, превозмогая взбухающую тошноту. Кое-как я заставил себя перекатиться по кровати и упасть на пол. Доски пола холодили лицо. Ползком я добрался до ванной и пристроил голову на краю унитаза, а проблевавшись, растянулся на кафельном полу в тяжелом забытьи.

Очнулся я от звонка в дверь. Текстура света успела измениться; видимо, было уже за полдень. Я как мог всполз по стене ванной и какое-то время, покачиваясь, стоял, опасаясь плюхнуться обратно на пол, после чего на ватных ногах проковылял к стулу, где у меня с ночи свалена была одежда. Мучительными усилиями я натянул джинсы, майку, накинул от холода куртку с капюшоном и валкой поступью спустился босиком по лестнице. Сквозь матовое стекло двери снаружи различались три фигуры, а также две незнакомых машины на подъезде к дому (одна из них, судя по расцветке, патрульное авто скарборской полиции).

Я открыл дверь. На пороге стояли Конлоу и Фредериксон — те два детектива из Скарборо, что допрашивали Меррика, — а с ними третий, имени которого я не знал, но лицо помнил по тому же самому допросу. Он тогда разговаривал с Пендером, человеком из ФБР. Сзади на свою патрульную машину облокачивался Бен Ронсон, еще один скарборский коп. Обычно, пересекаясь, мы с ним обменивались парой слов, но сейчас он стоял, застыв лицом.

— Мистер Паркер, — обратился Конлоу, — не возражаете, если мы зайдем? Вы, я полагаю, помните детектива Фредериксон? У нас к вам есть кое-какие вопросы. А это, — он указал на третьего, — детектив Хансен из полиции штата в Грэе. Можно сказать, старший по должности.

Хансен, ладный брюнет с лиловатыми от многолетнего пользования электробритвой щеками и подбородком, мягкой вкрадчивостью зеленоватых глаз и упругостью движений напоминал камышового кота, готового исподтишка броситься на зазевавшуюся добычу. Темно-синий пиджак сидел на нем как влитой, рубашка сияла белизной, а в тон пиджаку галстук поблескивал золотистыми полосками.

Я отступил, давая троице войти. Что примечательно, никто из них не показывал мне спину, даже вполоборота. Ронсон снаружи якобы непринужденно держал руку у пистолетной кобуры.

— Кухня вас устроит? — спросил я.

— Вполне, — кивнул Конлоу. — После вас.

Вслед за мной они прошли на кухню. Я сел за стол. По идее, мне лучше было стоять, чтобы не давать им преимущества, но в ногах до сих пор ощущалась ватная слабость.

— Вид у вас, прямо сказать, не очень, — сдержанно заметила детектив Фредериксон.

— Ночь выдалась не ахти.

— Вы не желаете нам о ней рассказать?

— А вы мне для начала не расскажете о причине своего визита?

Впрочем, я знал: Меррик.

Конлоу сел напротив меня, остальные усаживаться не стали.

— Давайте-ка вот что, — заранее усталым голосом произнес он. — Мы во всем можем разобраться здесь и сейчас, если вы будете с нами откровенны. Иначе, — он со значением поглядел в сторону Хансена, — все примет нелепый оборот.

Я мог затребовать адвоката, но это означало бы незамедлительную и неизбежную поездку в скарборское отделение полиции или же в Грэй, а то и в Огасту. Адвокат автоматически подразумевал часы ожидания в камере или допросной, а я к этой экзекуции, надо сказать, еще не готов. Адвокат мне в конечном итоге неизбежно понадобится, но пока я находился у себя дома, за своим кухонным столом, и без насущной необходимости покидать ни то, ни другое не собирался.