несправедливы и обидны. Слава окончательно разнервничалась. Он выставил все так, словно она перед ним в чем-то провинилась и должна оправдываться. Но она была не виновна ни в чем, и его обвинения просто оскорбительны и унизительны. В следующий миг все ее существо взбунтовалось против такого обращения и произвола. Потому что она вовсе не хотела оправдываться перед этим холодным злым человеком. Ей вновь захотелось убежать прочь. Она подняла выше голову и, смотря в его недовольное лицо, четко произнесла:

— Ваши обвинения совершенно беспочвенны. И более я не расположена говорить с вами, сударь. Извините, мне надобно вернуться в зал и найти Григория Ивановича…

Девушка быстро развернулась, собираясь уйти. Юбка ее чудесного изумрудного платья описала круг, и фон Ремберг увидел изящную спину. Ее волосы, завитые в локоны, также опустились после резкого движения. Она успела сделать пару шагов, направляясь в залу, когда Фон Ремберг последовал за ней и схватил девушку за локоть.

— Постойте! — властно процедил он.

Когда развернул ее к себе, он наткнулся на яростный огонь ее золотистых непокорных глаз.

«Вот оно!» — понял Кристиан. Именно это он не смог разгадать в первые минуты разговора. Глаза этой новой Светославы были полны непокорства. Ранее, полгода назад, взор девушки выражал покорность и смирение. Сейчас ее взор, горящий, пронзительный и притягательный, как будто говорил, что у нее есть свое мнение и чувство собственного достоинства. И сейчас она явно не собиралась безропотно сносить все его нападки и обвинения. И эти новые качества, которые так ярко проявились теперь в его юной жене, невероятно импонировали ему.

Фон Ремберг напрягся всем телом, желая разгадать и подчинить себе эту мятежную девицу, которая в данный миг с негодованием сверкала на него непокорными очами. Кристиан вновь прищурился, ибо в его существо вклинилось навязчивое осознание того, что эта Светлая девица имеет сложный огненный нрав, который раньше умело скрывала. Тут же он немного остыл, и с его губ непроизвольно слетела фраза.

— Я не хотел вас обидеть…

Она остановилась и красноречиво посмотрела на его руку, которая удерживала ее локоть.

— Сударь, вы уже меня обидели, — прошептала тихо Слава, испепеляя его гневным взглядом, но все же осталась подле него. — Прошу вас, уберите руку…

— Я погорячился, — парировал фон Ремберг, нахмурившись, так и не отпуская свои пальцы с ее локтя. — Я думаю, нам следует продолжить разговор в более уединенном месте. Уже поздно, поедемте домой. На улице ждет мой экипаж.

— Я приехала с Григорием Ивановичем, — сказала она. — Мне нужно найти его.

— Сударыня, мы возвращаемся в усадьбу немедля и без Григория Ивановича, — властным тоном заявил фон Ремберг.

— Но он будет меня искать, — заикнулась неуверенно Слава.

— Значит, дворецкий сообщит ему, что вы уехали со мной, — добавил молодой человек и настойчиво повел Славу к выходу.

Едва Кристиан захлопнул дверцу экипажа и стукнул тростью по крыше, карета покатила по запруженной каретами улице. Фон Ремберг занял место напротив девушки, и его взор строгий и внимательный остановился на ее лице, как будто пытался проникнуть насквозь в существо Славы. Они оба молчали, наверное, четверть часа, то и дело изучая острыми пронзительными взорами друг друга. Когда же напряжение в воздухе стало невыносимым, Слава обратила на мужа взгляд и решила завести разговор.

— Вы удовлетворены, сударь? — выдохнула настороженно она, видя недовольство, написанное на лице мужа.

Кристиан прищурился и произнес:

— Что ж, сударыня, полгода вы были предоставлены сами себе. Я хочу знать, чем вы занимались все это время, пока меня не было. А также о ваших отношениях с господином Одинцовым во всех подробностях.

Слава напряглась. Он будто допрашивал ее. Эти фразы инквизитора и повелительный ледяной тон заставили ее сильнее побледнеть. Это было просто неслыханно! Тогда, в октябре, он уехал без объяснений на долгие полгода. И за это время не написал ни единого письма. А нынче, свалившись как снег на голову он требовал от нее объяснений!

— Господин фон Ремберг, вы верно заметили, полгода вас не интересовало мое существование. Посему я не вижу причин, отчего сейчас оно должно вас волновать. Так же, как и мои отношения с Иваном Семеновичем, — холодным тоном заявила она в ответ.

Кристиан поджал губы. И вновь попытался прочитать ее мысли. Но у него ничего не получилось. Он нахмурился и угрожающе процедил:

— Вы моя жена, и я имею право знать.

Слава упорно молчала, не собираясь отвечать на его вопросы, так как была крайне возмущена его поведением. Мало того что он почти силой заставил ее уйти с царской ассамблеи, на которой ей надо было обсудить вопросы с господином Дмитриевым, так он еще и обвинял ее в каких-то неведомых грехах.

Кристиан отчетливо понял, что начал разговор чересчур вызывающе и повелительно. Оттого сейчас Слава сидела перед ним с недовольным и надменным лицом, видимо, более не желая говорить. Опять фон Ремберг отметил, что девица все же имеет характер, и его властные инквизиторские речи вовсе не испугали ее. К тому же она явно показывала, что не будет беспрекословно подчиняться, как делала это раньше. И, похоже, виной тому было его долгое отсутствие, за время которого она взрастила в своем сердце обиду на него.

В данный миг ее взор был предостерегающе холоден. И этот взгляд его молоденькой жены Кристиану не нравился. Все-таки он отчетливо помнил, как она умела смотреть — нежно и влюбленно. И он хотел, чтобы Слава теперь смотрела на него именно так, как раньше. Отмечая эти изменения в ней, фон Ремберг осознал, что той осенью обошелся с ней гнусно и жестоко. И это сейчас принесло свои плоды — ее отчуждение. Даже сегодня на ассамблее он подлил масла в огонь и оскорбил ее. И в настоящее время она была более чем обижена на него и, естественно, не жаждала отвечать на вопросы.

Он лихорадочно размышлял, как исправить ситуацию, и пытался найти в ее золотистом взоре хотя бы намек на прежнее расположение к нему. Однако ее чудный взгляд выражал лишь