воцаряется гробовая тишина.

— Они все растворились. Мы пытаемся собрать ещё кристаллов.

Я жду, когда эта информация уложится в голове.

— В Неббе нет таких же кристаллов как на Шаббе, — продолжает Лазарус. — А Глэйс передал нам тот небольшой запас, что у них был.

— А люсинцы? — спрашиваю я вслух.

— Запас Люса, за которым я прилежно следил до своего отъезда, таинственным образом исчез.

Меня начинают мучить подозрения. Действительно ли он исчез, или Данте не хочет, чтобы меня вылечили? Мне не нравится эта теория так же сильно, как та дикарка, что выпускала по мне стрелы.

Интересно, выжила ли она? Но затем я вспоминаю, что Лор говорил что-то насчёт её воскрешения. Интересно, кто её убил?

«Имоген. После того, как дикарка раскрыла личность человека, который её нанял».

«Это же не Габриэль?»

«Нет».

Вместе с чувством облегчения меня накрывает волна гнева и мысли об убийстве. Как только я вылечусь, я убью Даргенто. Если только…

«Он всё ещё дышит».

Дым вокруг меня густеет, и то, что осталось от Лора, растворяется.

Я двигают губами из стороны в сторону, так как эта новость одновременно радует и раздражает меня.

«Но это ненадолго. Я отправил на его поиски своих лучших сыщиков».

— Люсинские запасы скоро будут найдены, это вопрос времени.

Лазарус наконец-то встаёт у меня перед глазами.

— Его Величество предложил Данте помощь своих людей в поиске пропавших кристаллов.

Думаю, помощь — это не совсем то, что предложил Лоркан.

Я начинаю стучать зубами. И хотя моя кожа горит, я чувствую себя так, словно упала в канал посреди Йоля.

— Ла-ла-лазарус?

Гигант-лекарь наклоняет голову.

— Что такое, Фэллон?

— Вы пытались вылечить меня с помощью змеев?

Старик проводит рукой по серебристым волосам, которые выбились из пучка, в который он их собрал.

— Нет.

Он наблюдает за тем, как тени превращаются в мужчину.

— Мы боялись, что соль разъест твои раны.

Мои виски начинает покалывать, но на этот раз от воспоминаний о прошлом разговоре.

— А разве соль не противоядие?

— Только если проглотить яд. А не когда он попадает в кровь.

Я перекатываюсь на бок и… у меня получается. Это кажется таким серьёзным достижением. Но всё-таки у меня перед глазами начинают плясать звёздочки, угрожая, что я перевернусь обратно, но я подпираю своё тело подушкой.

Наконец, я оглядываю своё окружение, и мои щёки теплеют от осознания того, что я в комнате Лоркана. В той самой, в которой я бывала только у себя в сознании. А это значит, что я в его кровати.

— Отнесите меня к морю.

Король воронов скрещивает руки, и чёрная рубашка с коротким рукавом обтягивает его грудные мышцы.

— Нет.

— Это не просьба.

Я перевожу взгляд на окно, в темноту, которую где-то вдалеке разрезает молния.

— Разве ты не хочешь, чтобы девушка, которая может снять твоё заклятие, выжила?

— Ты жива.

Я смотрю на него прищуренными глазами.

— Разве ты не хочешь, чтобы она перестала страдать?

— Она может начать страдать ещё сильнее, если морская вода попадёт в её раны.

— Ну, почему тебе обязательно надо превосходить меня в моём упрямстве?

Лёгкая ухмылка смягчает его суровое выражение лица.

— Я предоставляю тебе почти гарантированное решение, благодаря которому ты сможешь избавить себя и свою постель от меня. Почему же тогда, чёрт побери, ты не хватаешься за эту возможность?

«А почему ты решила, что я хочу избавить от тебя себя… или свою постель?»

На моих щеках тут же проступает румянец. Но зато, если вся кровь моего тела прилила сейчас к моим щекам, то мои раны должны перестать кровоточить. Верно?

Лазарус переводит взгляд между нами, его янтарные глаза понимающе вспыхивают.

— Это объясняет, почему Его Величество вёл себя настолько дико.

Моё лицо теперь так сильно горит, что я почти прошу Лора обдать меня его холодным дымом.

Теперь Лор улыбается, из-за чего выглядит немного безумно. Ради всех воронов мира, и почему только Котёл приковал меня к сумасшедшему? Разве не мог он свести меня с более спокойным индивидуумом, у которого нет внутренней потребности сопротивляться каждому моему решению… а тем более моим лучшим решениям?

Лор приподнимает свою деспотичную бровь. «Приковал?»

Лазарус вздыхает.

— Морргот, вероятно, тебе стоит отвести её на пляж и проверить, не приплывет ли змей. Никто из них, вероятно, не всплывет из-за шторма, что ты наслал на наше бедное королевство.

Решив, что лучше умасливать воронов мёдом, а не уксусом, я добавляю:

— Если разрешишь мне поплавать, я останусь здесь и полностью предоставлю поиски Мириам в Тареспагии тебе.

Лекарь моргает.

— В Тареспагии?

— Лазарус, пожалуйста, принеси Фэллон перо и листок папируса.

Когда гигант-фейри уходит в соседнюю комнату через арочный проём — наверное, это кабинет, а может быть библиотека, в которой я появилась во время одной из прогулок по своему сознанию — я спрашиваю:

— Ты действительно заставишь меня записать это обещание?

— Безусловно.

— Кровью? Как Пьер?

— В отличие от Пьера, я предпочитаю, чтобы кровь оставалась внутри твоего тела.

— Какой ты заботливый.

Мужчина подходит ближе к моей кровати — то есть к своей кровати — и приседает на корточки. Он широко разводит ноги, кладёт локти на колени и переплетает пальцы.

— Ты, может быть, думаешь, что я монстр, и я, вероятно, сражаюсь с монстрами, которые меня таковым сделали, но как ты и сказала, ты ко мне прикована, птичка.

Я раздраженно выпускаю воздух из уголка губ.

— Я этого не говорила. Я это подумала…

— Ты ведь знаешь, кем это меня делает?

Я вздыхаю.

— Моими кандалами?

Его губы приподнимаются.

— Это делает меня твоим монстром. Таким монстром, который будет сражаться со всеми остальными, чтобы ты была в безопасности.

Для меня вдруг наступает — редкий для меня — момент прагматизма, и я спрашиваю:

— А кто тогда, скажи, пожалуйста, спасёт меня от тебя, Лоркан Рибав?

За моим вопросом следует неясная улыбка, которая ещё больше распаляет мою кровь и увеличивает пульсацию во всём моём теле.

ГЛАВА 45

После того, как я закрепляю на бумаге своё обещание оставаться добровольным арестантом, Лазарус заставляет Лора выйти из комнаты, чтобы помочь мне одеться. Моя кожа такая чувствительная, что он выбирает чёрные одежды — вероятно принадлежащие Лору, учитывая то, что они затягиваются у меня на бёдрах, а подол опускается до самого пола.

Я издаю шипение, когда ткань касается открытых ран, которые сделались ещё шире за счёт горизонтальных надрезов и тянутся от моих лопаток до левой лодыжки. Самый длинный разрез находится на задней части моего бедра.

Интересно, где познакомились Даргенто и дикарка? Когда