Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она то и дело возвращалась мыслями к Грейси Драммонд и Фейф Хокинг и к тому, как ей пришлось сказаться больной и временно отказаться от участия в одном из самых крупных расследований в Виктории, как ее вчера перемкнуло и чем это грозит обернуться в будущем. Оставалось только гадать, что подумали Лео, Хольгерсен и остальные, потому что лишь однажды за все время она не вышла на работу – на следующий день после гибели Хаша. А уже через день вышла и работала.
«Беги. Убегай. Утекай, утекай…»
Она нажала на кнопку скорости, заставив дорожку двигаться еще быстрее, словно решив обогнать чертовы польские слова, которые знала неизвестно откуда.
На столе зазвонил телефон, и Энджи, постепенно замедлив тренажер, остановилась. Пот заливал глаза. Она перешла на ходьбу. Икры ныли, бедра болели, плечи ломило от перенапряжения. Соскочив с беговой дорожки, она схватила телефон с кухонного стола и проверила последний входящий.
Снова Мэддокс.
Она не могла говорить с ним сейчас – сперва ей нужно разобраться в себе и все разложить по полочкам.
С утра звонил Хольгерсен, но общения с ним хотелось еще меньше. Она оставила сообщение Базьяку, сославшись на недомогание, и хватит.
Выключив телефон, она вернулась на стенд, увеличив скорость и на этот раз еще и добавив наклон. Она бежала в гору все быстрее, ежеминутно боясь, что ее вырвет, но не останавливалась. Быстрее! Выше!
Тошнота подкатила к горлу. Энджи соскочила с беговой дорожки и кое-как успела в туалет. Схватившись обеими руками за чашу унитаза, она низко нагнула голову, давясь.
Сколько еще она сможет выдержать?
Как она оказалась в такой ситуации?
Когда это все началось?
Откуда взялась эта неестественная, нечеловеческая самоотдача?
Ее снова скрутил мучительный сухой рвотный позыв. Отдышавшись, Энджи выругалась. Ей было плохо – физически, психологически, эмоционально. Ей было больно думать о матери, об одиноком отце, о погибшем Хаше. Она с ужасом вспоминала, как отделала Мэддокса, и только чудом он не пострадал серьезнее. Больше такого допускать нельзя – хватит заглушать свои странности охлажденной водкой или беспорядочным сексом в ночном клубе.
Она в долгу перед Мэддоксом. Сейчас только от него зависит, останется ли она в полиции, продолжит ли участвовать в расследовании. Бездействие ее буквально убивало: работа была для нее всем.
Кое-как поднявшись, Энджи поковыляла к раздвижной стеклянной двери узенького балкона, выходившего на залив. Выйдя на холод, она взялась за перила и, закрыв глаза, подставила лицо бледному зимнему солнцу.
Немного придя в себя под лучами солнца и слушая звуки города и порта – к причалам приставали катера и яхты, крикливо бранились чайки, орлы в вышине пронзительно кричали «ки-и-и-и», сигналили автомобили, орали старшины шлюпок, отдавая приказы гребцам, – Энджи поняла, что хочет жить.
Жить нормальной жизнью, остаться в Виктории и работать в полиции.
А сейчас она может все потерять.
Энджи вытерла потный лоб, вернулась в комнату и принялась шарить в ящиках стола. Наконец она нашла то, что искала, – старую визитку. Включив телефон, она набрала номер, не зная, действует он еще или нет.
– Алло? – послышался в трубке мужской голос.
На мгновение Энджи растерялась, но откашлялась и бодро сказала:
– Алекс? Здравствуйте, это Энджи. Энджи Паллорино.
– Энджи… Паллорино?! Господи! – Пауза. – Сколько лет, сколько зим! Как ты, где ты, черт побери?
– Найдется время для старой знакомой?
– А как же! – Новая пауза. – По личному делу или по служебному?
– И то и другое, я еще не разобралась. Мне просто нужно с кем-то поговорить… Кое-что озвучить.
– Приезжай в мой домашний офис. Я сейчас не в городе, но завтра возвращаюсь.
– Годится.
– В середине дня я свободен. В полтретьего успеешь? Напою тебя чаем, как в прежние времена…
Она улыбнулась, с любовью вспомнив старого профессора психологии, своего преподавателя, научного руководителя и друга: они галлонами потребляли «Дарджилинг», «Эрл Грэй» и цейлонский во время бурных дебатов.
– Адрес у вас прежний? – спросила она.
– Да, все тот же коттедж в бухте Джеймс. Всего хорошего. До встречи.
– Спасибо, Алекс. – Энджи нажала отбой. От сердца немного отлегло – первый шаг сделан.
╬
Утренний брифинг прошел, как Мэддокс и ожидал: ледяной прием новости о Базьяке, недоверие к новому руководителю, внятное ворчанье Лео и мрачное настроение всех участников расследования, разъезжавшихся по поручениям. Следственной группе оставалось единственное утешение: если они крупно облажаются с поимкой маньяка до Рождества, отдуваться будет Мэддокс.
Фицева охота на ведьм нанесла ожидаемый урон – расследование забуксовало, меж тем как неведомый информатор по-прежнему оставался в их рядах. Мэддокс ни на секунду не поверил, что это Базьяк, и сильно сомневался в существовании заговора в поддержку Гуннара: с какого лиха старому полицейскому сливать информацию, способную повредить Гуннару, но выгодную Киллиону с его обещаниями устроить чистку рядов старой полицейской гвардии?
Прибавьте к этому гордиев узел противоречивых чувств Мэддокса к Энджи и сложностей с Джинни, и вы поймете, в каком настроении он явился вечером в лабораторию. Главный судмедэксперт, доктор Санни Падачайя, согласилась встретиться, несмотря на поздний час, и обсудить результаты исследований фрагментов волос, найденных на веревках с острова Тетис.
Мэддокс толкнул дверь. В лаборатории никого не было, кроме хрупкой смуглой женщины в белом халате, сидевшей в дальнем углу над микроскопом. Она подняла голову на шум и улыбнулась.
– Детектив Мэддокс, – сказала она, вставая и подходя к нему. Из-за солнечного имени, или из-за искренней улыбки, освещавшей черные глаза, или из-за комичной прозрачной синей шапочки вроде купальной, прикрывающей густые черные волосы, но Мэддокс невольно улыбнулся в ответ. Доктор Падачайя пользовалась безупречной репутацией и оказалась гораздо моложе, чем он ожидал.
– Спасибо, что задержались и согласились ознакомить меня с результатами анализа, – сказал он. – Я бы пожал вашу руку, но… – Он кивнул на ее латексные перчатки.
– Не беспокойтесь, я постоянно задерживаюсь на работе. Никакой личной жизни. – Санни Падачайя стянула перчатки и бросила их в корзину. – Пойдемте взглянем.
Она подвела его к негатоскопу, на котором были прикреплены увеличенные микрофотографии волос, включила лампы, и снимки ожили.
– Так как передали много различных головных и лобковых волос, – начала она, – наши эксперты работали в основном с ними. – Падачайя взяла указку. – Однако мы уже можем сказать, с каких участков тела остальные волоски, основываясь на их длине, форме, размерах, цвете, жесткости, курчавости и данных микроанализа, а также по пигментации волоса и его сердцевине. На основании данных общей морфологии нам удалось выделить волосы, принадлежащие брюнету номер один, – доктор обвела снимки указкой, – брюнету номер два и блондину.