В тот момент, когда Абд-эль-Насер закрыл пролив Тиран, приветствовал войну с Израилем словами «ахлан ва-сахлан», начал сосредоточивать войска на Синае и собирать военную коалицию из Сирии, Ирака, Иордана и Алжира, Израиль оказался в ситуации, с которой столкнулся в 1948 г. Само его существование повисло на волоске. Чтобы выжить, Израиль должен был иметь возможность сам постоять за себя, не надеясь на милость других. Это тяжкая и горькая правда, которая требует жертв. В ту минуту, когда Израиль утратит способность защищаться, он лишится надежды на существование в качестве независимого, суверенного государства.

Между тем, долгая история еврейского народа знавала примеры чудес. Ошибки, сделанные правительством, его колебания и слабость вызвали чудо, которое произошло с еврейским народом в 1967 г. Народ Израиля начал понимать, что вновь оказался перед реальной угрозой истребления, что его жизнь — в его собственных руках.

Толпы иностранных корреспондентов вились вокруг управления по связям с прессой. Некоторые находились в Израиле в 1948 г. и видели рождение нации. Теперь, возможно, они прибыли посмотреть на ее гибель. Я протолкался на регистрационный пункт и, отметившись, получил спальный мешок — все, что осталось на складах подразделения связи. Следующим утром, в пятницу 26 мая, я получил предписание прибыть с докладом в бронетанковую дивизию генерала Таля.

Я хорошо помню ночь накануне моего отъезда в дивизию. Окна моей квартиры уже были заклеены полосками ткани, светильники — выкрашены в синий цвет, а детям сказано, что не надо бояться сирены воздушной тревоги.

Утром, собравшись, я обнял детей и испытал чувства, посещавшие многие поколения отцов-евреев на протяжении последних двух тысяч лет.

«Они хотят забрать твою жизнь», — вот как можно выразить это ощущение словами. Я был опечален. Израиль казался раненым человеком, выброшенным на ледяной берег вдали от цивилизации, который, теряя силы, видит, как к нему, сужая круг, подбираются голодные дикие звери. Египет, Сирия, Ирак, Иордания, Алжир, Кувейт… — каждый день врагов становилось все больше и больше.

Из штаба дивизии меня направили прямо в бригаду «D», а оттуда— в батальон D-14. Танки М47 и М48 «Паттон» под маскировочными сетками находились в лесу около перекрестка на Рафахском направлении. Сержант отвел меня к командирскому танку, который прятался под сеткой большего размера, чем другие. Майор Эхуд Элад, в носках и нижнем белье, лежал, растянувшись, на раскладной кровати. За стеклами его очков можно было разглядеть красные от недосыпа глаза, а его нос, тоже красный, торчал над усами.

Неохотно офицер сел на раскладушке и сунул ноги в высокие ботинки со шнуровкой. Накинув рубашку, он встал во весь рост.

— Я слышал, в городе все всё скупают, а особенно запасают сахар. Это правда? — спросил он.

— Да, — ответил я.

— Все бегают с мешками как сумасшедшие?

— В общем, да.

— Евреи совершенно спятили. А верно, что в Кабинете министров кое-кто против войны?

— Верно, — сказал я.

— Дурость какая! Просто смешно! — проворчал майор, застегивая ремень. — Если бы нам только позволили, мы бы разнесли здесь все вчистую за две секунды. А что творится? Мы сидим на задницах и ни черта не делаем, а враг с каждым днем набирает силу. Вчера против нас стояла рота, сегодня уже батальон, завтра будет бригада. Да что же это происходит с евреями?

Майор Эхуд поднял угол маскировочной сети и пригласил меня последовать за ним в лес.

— Пойдемте посмотрим, как батальон. Это добавит вам бодрости.

Танки были выстроены аккуратными рядами, маскировочные сетки туго натянуты, вокруг — полная чистота, и ни одной души. Все под маскировкой.

— Сегодня я облетел территорию на разведывательном самолете, — сказал майор. — Позор, что нам не хотят позволить перейти границу. Я летал над батальоном и не видел его. Представляете?

— Сколько вы уже сидите под маскировкой?

— Десять дней. А до этого мы провели три недели на маневрах.

— Не повезло. Да еще на такой жаре в Негеве, — прокомментировал я.

— В бронетанковых войсках отличная дисциплина, — с гордостью произнес он, приподнимая угол одной из сеток. — В бронетанковых войсках не обычные евреи.

— Смирно! — рявкнул сержант.

Экипаж вытянулся по стойке смирно, сержант отдал честь.

— Вольно, — бросил майор.

Экипаж закончил техобслуживание танка. 12,7-мм пулемет браунинга был начищен, вещмешки экипажа — закреплены на башне. Двое танкистов играли в шашки, еще двое читали газеты. В свободном углу под маскировочным тентом была устроена кухня, и в жестянке на спиртовке кипел кофе. Я спросил людей, как они себя чувствуют.

— Сыт по горло ожиданием, — пояснил сержант. — Пора драться.

— А вы? — спросил я у других.

— То же самое, — отозвались они. — Вот у нас где это сидение. Они явно не испытывали сомнений в том, каков будет исход

столкновения. Они не проиграют.

Когда мы ушли, я сказал майору, что, похоже, солдаты на передовой могут преподать тылу пример высокого морального духа. А ведь этим людям завтра, возможно, придется взглянуть в лицо смерти.

— Если бы все так думали, — заметил майор. — Премьер-министр и министр обороны Леви Эшколь, приехав сюда, спросил меня, почему танкисты столь самоуверенны. Я показал ему «Паттоны» и парней, но это произвело на него странное впечатление. Самое печальное, что в конце он сказал: «Цолл мир нур нит бедахрфн» («Будем надеяться, что нам не придется пускать их в действие»)[89]. Конечно, он имел в виду «Паттоны» и парней.

Контраст между настроениями в бригаде «D» и теми, что превалировали в правительстве и в народе, был значителен и очевиден. Все то, что вызывало колебания и сомнения, страх и панику у гражданского населения, лишь повышало боевой дух личного состава бригады «D» и укрепляло в нем понимание того, что война неизбежна и что это война — война за выживание.

Наводчик Шмуэль Бар из Беней-Брака, служивший в батальоне Б-10, сказал мне: «Для меня это война не на жизнь, а на смерть. Если мы не победим, мои родители лишатся дома».

Я чувствовал, что бригаду пронизывает с трудом сдерживаемый гнев — гнев, корни которого уходят во времена нацистского Холокоста. Люди, казалось, говорили: «Никогда больше евреев не будут изгонять, никогда не будут терзать, мучить и убивать». На протяжении лет никто не воспринимал всерьез угрозы Абд-эль-На-сера и сирийских лидеров «сбросить Израиль в море» и прочие дьявольские призывы арабов к уничтожению Израиля. С тех пор, как появился ЦАХАЛ, на который Израиль полагался как на силу сдерживания, люди реагировали на угрозы арабов, как будто они доносились из-за высокой, неприступной стены.