Они были окружены, оглушены яростной какофонией боя, колесница не могла двинуться с места, зажатая со всех сторон задыхающимися, вопящими, изрыгающими проклятия телами. Менх делал отчаянные попытки прорваться, Хатшепсут выпустила еще одну стрелу, но все было напрасно, оставалось лишь сдерживать храпящих от страха лошадей. Но тут бешено кружащийся вихрь боя сделал очередной поворот, и справа от них приоткрылось небольшое окошко, сквозь которое Хатшепсут, точно в дурном сне, увидела Яму-Нефру: его лошади пали, пронзенные стрелами, топор в его руках, описав сияющую дугу, обрушился на грудь воина, стоящего чуть ниже, и пробил ее насквозь. У нее на глазах Яму-Нефру прислонился к задку колесницы, уперся обутой в сапог ногой в живот убитого и с силой выдернул топор, а тело Спихнул под колеса. При этом он не переставал петь. Его голос, глубокий и сильный, отчетливо доносился до нее даже сквозь шум битвы, но ей некогда было удивляться, куда подевался высокомерный, источающий запах благовоний юноша, изящно выступавший по покоям ее дворца. Стрелы градом посыпались на ее колесницу, и она торопливо пригнулась, хватая копье. В тот же миг она увидела, как Нехези соскочил со своей колесницы, а другой офицер тут же занял его место. В следующий миг Нехези уже был рядом с ней, с пустым колчаном и без копья, зато топор в его руках так и ходил вверх-вниз, прикрывая ее спину, пока она целилась своим копьем.

«Я не могу!» – вдруг пронзила ее страшная мысль, и, утратив на миг боевой задор, она в ужасе оглянулась по сторонам, чувствуя, как холодный пот струйками стекает по ее телу. Копье едва не выскользнуло из мокрой ладони, она судорожно вцепилась в него, борясь с рвущимся наружу криком и желанием бежать. Вдруг под ней возникло лицо, слюнявый рот жадно хватал воздух, окровавленные руки ухватились за края колесницы. В голове у нее прояснилось, она вскинула копье и вогнала его прямо в раззявленную глотку. Потом потянулась за топором, который висел у Менха на поясе, и дернула его на себя. Позади нее раздался смех Нехези, но тут колесница начала двигаться, и, прежде чем топор освободился, генерал соскочил на землю и исчез в вихре сражения.

Наконец, когда полуденное солнце миновало зенит и начало клониться к западу, битва стала стихать. Хатшепсут выпустила последнюю стрелу и положила лук на дно колесницы. Она приказала Менху ехать на поиски Нехези. Молодая женщина устала, каждую косточку тела ломило, все мышцы болели. Ей хотелось опуститься прямо на пол и сидеть, прижавшись спиной к блаженному теплу золотой оковки, но она заставила себя стоять во весь рост, с усилием держась обеими руками за бока колесницы. Повсюду она видела разрушение и смерть. Песок был покрыт мертвыми телами, кое-где в несколько слоев. Тут и там еще кипели отдельные схватки, но в основном египетские солдаты, грязные, в запекшейся крови, уже собирались вокруг своих офицеров и знамен. Кровь и песок пропитала настолько, что кое-где стояла лужицами, а в других местах текла ручейками. Хатшепсут встретился офицер с двумя солдатами: они ходили по полю сражения и быстрыми ударами деловито приканчивали раненых нубийцев. Она отвернулась, и ее собственный голос, отдавший приказ, который они приводили в исполнение, заполнил уши. Ей вдруг страшно захотелось, чтобы Тутмос был здесь и своими глазами увидел, какова на самом деле война, и чем больше она видела, проезжая сквозь наставшее после боя затишье, тем сильнее наполняло ее отвращение к его рыхлому телу и женоподобным повадкам, так что глаза ее метали молнии, а зубы скрипели от злости.

Наконец она нашла Нехези, а вместе с ним пен-Нехеба, Хапусенеба и дюжину других офицеров. У их ног распростерлись десять черных тел, которые она сначала приняла за мертвые. С трудом спустившись с колесницы, она зашагала к ним; за ее спиной Менх, намотав вожжи на руку, благодарно опустился на пол. Мужчины склонились в поклоне, но ни один из них не спешил встретиться с ней глазами – такой трепет внушал им ее новый статус отмщающей дочери Амона.

Но она смотрела прямо на них, чуть заметно улыбаясь, несмотря на усталость.

– Итак, мы победили, – сказала она. – Все вы хорошо сражались сегодня, и я прикажу поставить здесь камень, восхваляющий вашу доблесть.

Тут по телу одного из лежавших прошла судорожная дрожь, и она отшатнулась.

– Кто это? – спросила она.

Ей отвечал Хапусенеб. Он тоже устал. Со своими людьми он сражался в самой гуще боя, был ранен стрелой в руку, но его глаза, которые наконец встретились с ее глазами, были спокойны и серьезны, как всегда.

– Не будь они наги, ваше величество, вы бы поняли, что это кушитские царевичи, вожди тех десяти племен, что полегли на этом поле.

Она снова взглянула на скользкие голые тела и бритые головы, теперь уже с интересом, и почувствовала, как в ней пробуждается гнев.

– Встать! – завопила она, пиная ближайшего к ней.

Те, пошатываясь, встали и замерли перед ней, не поднимая глаз.

– Безумцы! – зашипела она, обходя их вокруг, и все долго сдерживаемое облегчение и безумие этого дня словно хлынули из нее наружу. – Трижды безумцы! Ваши отцы, будь они прокляты, и их отцы перед ними – все погибали от рук солдат Египта. Вы что, совсем ничему не учитесь? А ваши дети, жены? Так и будете плодить новых врагов моей страны, чтобы и тех в их черед скормили шакалам? Египет – ваша безопасность! Египет дает вам мир и защищает вас! А зачем?

Она вдруг развернулась и плюнула в лицо одному из вождей, но тот не шелохнулся, и слюна стекла по его щеке на землю.

– Чтобы вы убивали, жгли, грабили и насиловали. Подлецы!

И она повернулась к своим генералам.

– Соберите армию, – последовал короткий приказ. – Когда все будут в сборе, то, прежде чем мы отправимся искать подходящее для ночлега место, приведете этих и обезглавите их перед строем. Головы насадите на колья, а тела бросьте рядом, ибо мой гнев пылает и я хочу, чтобы весь Куш знал, что значит противиться мощи Египта. Одного оставьте, его мы привезем в Асуан, к ногам фараона, а потом его принесут в жертву Амону, хотя он и не заслужил столь достойной смерти!

Она оскалилась, ее всю трясло, точно в припадке. Хапусенеб тут же шагнул к ней.

– Вам надо отдохнуть, ваше величество, – сказал он тихо. – Сегодня вы сражались так, как некогда сражались ваши предки, и показали себя достойной их славы. Пусть Менх отвезет вас туда, где вы сможете поспать.

Пока он говорил, она провела дрожащей рукой по глазам, и ее плечи вдруг поникли.

– Я устала, – призналась она. – Но я не могу отдыхать сейчас. Скажи мне, Хапусенеб, сколько наших мы потеряли?

– Ничего нельзя сказать до ближайшей переклички, – ответил он, – но я думаю, что не много.

– А что предатели? Не было ли среди бунтарей египтян?

– Этого мы тоже пока не знаем, но, возможно, сейчас выясним.

Одним прыжком он оказался возле одного из вождей.

– А ну говори, – произнес Хапусенеб тихо, но в его голосе сквозила угроза, а затянутая в перчатку рука стиснула горло врага, – этим ты можешь продлить себе жизнь и получить шанс умереть хорошей смертью. Как пала крепость?