Ездовым легче, они могут одной рукой держаться за сани. Но им тоже надо быть начеку, следить, чтобы сани не опрокинулись. К тому же такое освещение очень вредно для глаз, дело доходит даже до снежной слепоты. И не только потому, что непрестанно напрягаешь зрение; часто причиной является неосторожность. Ведь в таких случаях люди склонны сдвигать очки на лоб, особенно если стекла темные. Впрочем, мы отделывались всегда на диво благополучно. Лишь немногим довелось испытать эту неприятную болезнь. Как ни странно, но у снежной слепоты есть что-то общее с морской болезнью. Спросите человека, не страдает ли он от морской болезни, в девяти случаях из десяти вы услышите в ответ: «Нет, что вы, просто живот болит». Примерно так бывает и при снежной слепоте. Если вечером кто-то входит в палатку с воспаленными глазами, на вопрос, не снежная ли это слепота, он чуть ли не с обидой ответит: «Какая там снежная слепота, ты что, просто глаз засорился!»

В этот день мы легко прошли 28 километров. У нас было две палатки, по одной на двоих. Они были рассчитаны на троих, четверым пришлось бы слишком тесно. Пищу готовили только в одной. Отчасти ради экономии, чтобы оставить побольше горючего на складе; да и не было надобности готовить врозь, пока держалась относительно теплая погода.

Уже в этом первом походе – и потом тоже так было – у нас уходило слишком много времени на утренние сборы. Мы поднимались в четыре утра, а выходили в путь не раньше восьми. Я всячески старался сократить этот срок. На вопрос, в чем тут дело, отвечу честно и откровенно: виновата наша собственная нерасторопность. Пока мы занимались разбивкой складов, это еще было не так уж страшно, но в нашем главном переходе нерасторопности никак нельзя было допускать.

На второй день намеченные 28 километров были пройдены за шесть часов, и мы задолго до вечера разбили лагерь. Собаки изрядно устали, ведь мы весь день шли на подъем. О том, насколько мы поднялись, говорит то, что с расстояния 56 километров мы видели Китовую бухту. По нашим прикидкам, лагерь находился на высоте примерно 150 метров над уровнем моря. Такой результат удивил нас, хотя чему тут было удивляться, ведь в первый же день, обозревая бухту, мы определили, что эта гряда достигает 150 метров. Как бы то ни было, большинство людей любит выдвигать свои теории и придумывать что-то новое. Нас не удовлетворяет то, что видели другие. Так и теперь мы (я говорю «мы», так как сам в этом участвовал) не упустили случая выдвинуть новую теорию – о леднике, отлого спускающемся вниз с антарктического плато. Мы представляли себе, как постепенно и равномерно поднимаемся до самой вершины, избегая утомительных крутых перепадов.

День выдался очень теплый, всего минус 11°, мне даже пришлось раздеться чуть не до белья. Недаром этот подъем мы прозвали «Кальсонной горкой».

Выйдя из палатки на другое утро, мы увидели густой туман. Вот уж некстати! Идешь по неизведанному краю – и вот, пожалуйста, шагай вслепую. В этот день у нас было такое впечатление, что мы спускаемся куда-то в бездну. В час дня один из шедших впереди доложил, что видит землю, и развел руками, изображая какие-то огромные размеры. Я ровным счетом ничего не видел, и не удивительно: во-первых, у меня плохое зрение, во-вторых, никакой земли не было и в помине. Туман развеялся, и мы увидели, что дальше идет относительно пересеченная местность. Но миф просуществовал до следующего дня, когда мы убедились, что речь шла всего-навсего о полосе тумана.

В этот день мы отличились, вместо намеченных 28 километров прошли все 40. Одеты мы были легко, ни о каких парках не могло быть и речи. Мы сразу же отказались от них. Легкие штормовки поверх нижней одежды – вот и все. В этом походе многие из нас ложились в спальные мешки босыми.

На следующий день нас ожидал сюрприз: ясное небо и полное безветрие. Впервые мы смогли хорошо рассмотреть местность. К югу как будто тянулась гладкая равнина, без подъема. Зато к востоку барьер заметно повышался в сторону Земли Короля Эдуарда VII, как нам показалось. В первой половине дня нам попалась первая трещина. Похоже было, что ее занесло снегом очень давно. В тот день мы прошли 37 километров.

Во время заброски провианта на склады нас здорово выручали термосы. Сделаешь привал среди дня и выпьешь по чашке горячего шоколада. Каково – вот так, среди снежных просторов безо всяких хлопот подкрепиться шоколадом. В решающий переход на юг мы не взяли с собой термосов. Тогда нам было не до второго завтрака.

Четырнадцатого февраля, пройдя 18,5 километра, мы достигли 80° южной широты. К сожалению, в этом походе нам не удалось провести астрономических наблюдений, потому что наш теодолит забастовал, но последующие многократные наблюдения в этом месте дали 79°59' южной широты. Вполне приличная точность, если учесть, что мы шли в туман. Весь маршрут был размечен флагами на шестах, которые мы ставили через каждые 15 километров. Но так как мы не смогли провести астрономического определения места, было решено, что флагов недостаточно, надо придумать еще какие-нибудь ориентиры. Разбили несколько пустых ящиков на дощечки для всех, но этого было слишком мало. Тут кто-то обратил внимание на лежащую на санях сушеную рыбу, и проблема была решена. Любопытно, кто-нибудь до нас размечал маршрут сушеной рыбой? Вряд ли.

Прибыв на 80° – это было в 11 часов утра, – мы сразу принялись устраивать склад. Вышло солидное сооружение высотой около 3,5 метра. Снеговой покров здесь заметно отличался от того, что было на нашем пути прежде. Кругом лежал глубокий рыхлый снег; видно, он выпал в тихую погоду. И потом, проходя этот участок, мы почти всегда заставали такой же рыхлый снег.

Соорудив склад и сфотографировав его, мы уселись на сани и двинулись в обратный путь. Как-то странно было – сидишь, и тебя везут; мы к этому не привыкли. Престрюд тоже устроился на санях. Первым ехал Хансен, и, так как достаточно было держаться старого следа, мы вполне обходились без направляющего. Вехи были сложены на последних санях. Престрюд следил за одометром и подавал сигнал через каждые полкилометра, а я втыкал в снег сушеную рыбу. Этот способ отлично себя оправдал. Мало того, что рыба во многих случаях направляла нас по верному пути, она оказалась очень кстати, когда в следующий раз мы возвращались домой с изголодавшимися собаками.

В этот день мы проехали 70 километров и легли спать только в час ночи. Это не помешало нам уже в четыре утра приступить к утренним сборам и выехать дальше в половине восьмого. В половине десятого вечера мы подъехали к Фрамхейму, отмахав за день 100 километров. Мы гнали так не потому, что стремились установить «барьерный рекорд», просто нам хотелось вернуться до ухода «Фрама», еще раз пожать руки нашим товарищам и пожелать им счастливого плавания. Но, перевалив через край барьера, мы увидали, что, как ни старались, приехали слишком поздно. «Фрама» уже не было в бухте. В первую минуту нам стало как-то не по себе, душу сковала непонятная тяжесть. Но здравый смысл быстро взял верх, и мы порадовались, что после долгой стоянки у барьера судно ушло в плавание невредимым. Оказалось, что «Фрам» покинул бухту в 12 часов дня, как раз в то время, когда мы до предела взвинтили скорость, чтобы застать его.