— Что я могу? Поговорил с родственниками. Немного денег дадут.

— Сколько? — несколько торопливо спросил Калита. Собеседник расценил его поспешность как проявление жадности.

— Немного пока. Времена трудные — сам знаешь. Думаю с узбеками переговорить. У них сейчас деньги есть.

— Дадут?

— Просто так не дадут. Я им часть своей доли продам. Она дорого стоит.

Это был крючок, который не мог не заглотить жадный Калита. И он, кажется, на него клюнул.

— Могут обмануть. Почему ты мне не сказал?

— У тебя же нет сейчас таких денег — ты сам говорил.

— У меня нет. Но есть люди, которые такие деньги могут найти.

— Хорошо, — безразлично пожал плечами Руслан. — Поговори с ними. Положение у меня такое, что врагу не пожелаешь.

Его расчет был прост и в целом правилен. Как таковой доли, которую можно продать, у Руслана не было. Но за ним было дело, которое контролировал не только он, но и его родственники. Если они решаются допустить в него посторонних, отдать и не просто отдать, а за деньги, то есть продать, говоря понятным языком, доступ к какой-то существенной его части — деньги-то немалые! — часть производства, скорее всего, тот, кто получит этот «контрольный пакет» за короткое время может удвоить, утроить или даже удесятерить вложенные деньги. Но — самое главное — до совершения этой сделки Руслан становится неприкосновенным. Никто не должен не то что его убить, но даже сильно задевать его, то есть даже нагло требовать долг не может. А это как минимум несколько дней. Может, даже две недели. Деньги-то немалые! Их еще собрать нужно. Даже Калита не может это сделать за один день, а разговаривать с ним в таком деле за обещания никто не будет. Деньги должны быть «живьем».

Итак, Руслан запустил слух, что выставляет на продажу часть своего очень доходного бизнеса. И получил на некоторое время свободу действий.

Покупая себе и своей семье квартиру, Пашков не стал мелочиться. Не в том смысле, что он пожалел денег на ремонт или сэкономил на балконах. В этом же подъезде он купил еще одну, двухкомнатную, зарегистрировав ее на имя матери. Уловка не самая хитрая, можно было бы и половчее придумать, но он рассудил просто. В случае вопросов по этому поводу он всегда может с легкостью парировать, что ему нужен рабочий кабинет, где он может в тишине и покое творить свои произведения. И одну комнату обставил соответствующим образом — стол с компьютером, кожаный диван, телевизор и кресло перед ним. В книжном шкафу две сотни книг. Вторая комната была без особый затей и затрат отдана под спальню. Ну вдруг живому классику захочется поспать, устав от трудов праведных. В конце концов, художники имеют свои студии, где они не только картинки свои малюют, но и просто живут и вообще делают что хотят. Так почему бы писателю не иметь своей студии?

На самом деле в этой квартире он не бывал. По большей части ограничивался тем, что, проходя мимо, смотрел, в порядке ли тяжелая, почти сейфовая дверь да время от времени потихоньку от соседей заходил убрать пыль, которая самым непостижимым образом скапливалась везде, где даже, кажется, нельзя. Квартира эта нужна ему была не для любовных свиданий, а для того, чтобы, не выходя из дому, заниматься тем, что ну никак не может быть причислено к писательскому труду. Как, например, сегодня. Он встречался со Злоткиным, а приводить его домой было совершенно не нужно.

— Как устроился? — спросил его Пашков, когда его гость и, так получилось, помощник, а то и выше бери — компаньон, уселся на кожаные подушки дивана.

— Ничего, все нормально.

— А точнее?

— Ночь перекантовался у вдовы. Можно сказать, прямо на полу. А с сегодняшнего дня я металлург и имею койку в общежитии.

— Много заплатил?

— Смешно сказать — пятьдесят баксов. Зато все в ажуре. Как вы и говорили.

— Значит, можно поздравить.

— Можно, — без энтузиазма отозвался Злоткин. — Но лучше бы пива в честь такого дела. Едва не умер с похмелья.

— Не держу, — легко соврал Пашков. В холодильнике у него стояли несколько бутылок. И не то чтобы их было жалко. Просто не хотелось, чтобы собеседник сломался, что возможно после бурно проведенного вечера.

— Ладно, перетопчемся, — без обиды согласился Злоткин. — Посмотрели мы вчера за вашими гостями. Инте-ре-есные товарищи.

— Ты можешь без предисловий? — спросил Пашков, сознательно перегибая палку. С одной стороны, ему не хотелось панибратства, в какой бы форме оно ни проявлялось. С другой… Злоткина нужно было раззадорить, даже обозлить в определенной степени.

— Эти урки работают на Калиту. Есть такой законник. А Калита корешится с Рустамом. Или с Русланом? С Русланом, точно. Я так думаю, что они ручонки к деньгам тянут.

Пашков, сидя в крутящемся кресле «президент», неприязненно посмотрел на собеседника. Интересно, сколько он будет болтать прописные истины? Ну не за автографом же к нему пришел вчера Артем. Если, конечно, он и в самом деле Артем, а не какой-нибудь Василий или Эдуард.

— Ну и что? — довольно резко спросил он.

— Извините. Устал, честное слово, — обезоруживающе улыбнулся Злоткин. Это у него хорошо получалось. — Голова совершенно тяжелая. Не выспался, и вообще… Извините. Я так думаю. Руслан, какой-то там родственник Аслана, очень хочет вернуть деньги. Ну попал он! А силенок у него не хватает. Вот он и подписывает под это дело нашего вора. В смысле русского.

— Просто подписывает?

— В каком смысле? — округлил глаза Злоткин.

— За деньги? Или у них дела общие?

— Не знаю, — вмиг посерьезнел собеседник. — Может, и дела. Так просто он бы к нему не обратился. Ха! Точно! Ну, Виталий Никитович! И голова же у вас.

— Спасибо за комплимент. То есть что? Облава по полной?

— Наверное… То есть почти. Если к этому делу они пока не подключили милицию или чего похлеще…

— Думаешь, что не подключили?

— Не знаю. Пока не видно. «Чехи» и славяне… Интересно. А если их лбами столкнуть? А? — азартно сказал Злоткин. — Очень даже просто!

— Как? А главное — зачем?

— Ну это же элементарно! Они… Я книжку такую читал. В детстве. Если двое объединяются против третьего, то нужно их рассорить. И все! Потом они воюют между собой!

— Хорошая, наверное, была книжка…

— Если грохнуть этого Рустама… то есть Руслана, то все его родичи на кого попрут?

— На нас!

— Ну-у… Это как обставить. Можно все грубо сделать, как уркаганы. Они же дурные! Взорвать или из автомата шмальнуть — на другое ума не хватает.

Пашков закурил и посмотрел на алюминиевые жалюзи, которыми было завешано окно. Что-то в этом было. Только идея, конечно. Все остальное — чистой воды авантюризм, непродуманный риск. Непредсказуемые последствия. И вообще… Ему было отчего-то неприятно сегодня говорить со Злоткиным. Хотелось согнать его с дивана, лечь на его место, сунуть под голову подушку, накрыться теплым и нежным пледом из овечьей шерсти и спокойно подумать. Даже, может быть, закемарить. Просто, в конце концов, успокоиться. Уж больно Злоткин активен и напорист.