И кроме того, кто мог наверняка сказать, как повел бы себя Сэм, если бы на него попытались надавить? Правда, у «инквизиторов» случались удачи, но бывали и поражения. А Сэм был очень крепким орешком.

Смайли заботило еще одно немаловажное соображение, хотя великодушие не позволило упомянуть о нем в итоговом документе. В те дни, после краха, много призраков бродило по коридорам Цирка, и один из них – страх, что где-то здесь, в Цирке, затаился тот, кого Билл Хейдон назначил на роль своего преемника, тот, кого Билл сам привел сюда, завербовал и обучил, готовя именно на тот случай, когда он сам по тем или иным причинам сойдет со сцены. Действительно, с самого начала Сэма привлек к работе и продвигал Билл Хейдон. То, что потом Хейдон принес его в жертву, вполне могло быть сделано для отвода глаз. Кто тогда, в атмосфере недоверия и подозрительности мог с уверенностью сказать, что Сэм Коллинз, всячески пытавшийся добиться, чтобы его снова взяли в Цирк, не является тем самым человеком, на котором Хейдон остановил свой выбор и кому хотел передать эстафету предательства?

Вот почему Джордж Смайли надел плащ и снова покинул кабинет. Несомненно, он сделал это с охотой, ведь в душе он по-прежнему оставался оперативником – человеком, который любит делать все сам. Это признавали даже его враги.

В лондонском районе Излингтон (там, где раньше был старый поселок Барнсбери) с утра шел дождь. Смайли появился там, хорошенько подготовив свой визит, чтобы он ни у кого не вызвал лишних вопросов. На мокрых черепичных крышах викторианских коттеджей среди телевизионных антенн дефлекторы на каминных трубах казались птицами, которые нахохлились, чтобы согреться. Дальше, за коттеджами, виднелись очертания большого дома, который начали строить муниципальные власти, но забросили из-за недостатка средств. Его коробка так и возвышалась, окруженная строительными лесами.

– Господин?..

– Стандфаст, – вежливо ответил Смайли из-под зонта.

Достойные люди инстинктивно узнают друг друга. Господину Питеру Уэрдингтону, когда он открыл дверь, достаточно было окинуть беглым взглядом фигуру толстяка в насквозь промокшем плаще на пороге – черный, как у всех чиновников, туго набитый портфель с тиснеными буквами EIIR на пластиковом клапане, слегка неуверенный вид и поношенный костюм, как его добродушное лицо осветилось дружелюбной, приветливой улыбкой.

– Я вас жду. Очень любезно с вашей стороны, что вы пришли. Министерство иностранных дел сейчас ведь находится на Даунинг-стрит? Как вы добирались? Наверное, на метро от Чаринг-Кросс? Проходите, пожалуйста, сейчас я заварю чай.

Это был человек, который раньше работал в частных школах, но потом перешел в государственную систему образования, потому что эта работа приносила ему большее удовлетворение. Негромкий голос, внушающий спокойствие и говорящий о постоянстве и надежности. Даже сама одежда, как заметил Смайли, проходя следом по узкому коридору, говорила о том, что на него можно положиться. Хотя Питеру Уэрдингтону было, наверное, всего тридцать четыре года, его плотный твидовый костюм являл собою категорию вечных – он мог считаться одинаково модным, а скорее, одинаково немодным так долго, как того пожелает владелец. Дом был без сада, окна кабинета выходили прямо на асфальтированную игровую площадку. Массивная решетка защищала окна. Площадка была поделена на две равные части высоким забором из металлической сетки. За ней стояло здание самой школы со множеством архитектурных украшений, построенное в начале века, во времена короля Эдуарда Оно было даже чем-то похоже на здание самого Цирка, но в него можно было заглянуть. Смайли заметил, что на первом этаже стены увешаны детскими рисунками. На втором сквозь окно просматривались деревянные подставки с пробирками для опытов по химии. Сейчас у детей была перемена, и девочки в гимнастических трико играли в мяч на

половине площадки. А мальчики за проволочной сеткой группами стояли на своей половине, как пикетчики у заводских ворот черные – отдельно, белые – отдельно. В кабинете повсюду лежали ученические тетрадки. На стене рядом с камином висел плакат с генеалогическим древом английской королевской семьи, с портретами королей и королев. Небо было затянуто тучами, и поэтому школа выглядела темной, словно поржавевшей.

– Надеюсь, вам не помешает шум, – прокричал Питер из кухни. – Я, по-моему, его теперь просто не замечаю. Вам с сахаром?

– Нет-нет. Без сахара, пожалуйста, – поспешно ответил Смайли с извиняющейся улыбкой.

– Боитесь лишних калории?

– В общем, да. Немного. – Смайли играл самого себя, как говорят в Саррате, только немного утрировал. Чуть-чуть более скромный и неприметный, немножко больше измученный заботами, деликатный, порядочный государственный чиновник, который достиг своего потолка к сорока годам и с тех пор так и остается на той же должности.

– Если хотите, есть лимон! – снова прокричал хозяин из кухни, гремя чашками и блюдцами, с которыми управлялся не слишком ловко.

– Нет-нет, спасибо, не надо! Только молоко.

На полу кабинета, покрытом вытертым ковром, лежали предметы, напоминающие о том, что здесь бывает еще один ребенок, дошкольник: кубики строительного набора и блокнот, исписанный детскими каракулями – бессчетно повторенными буквами Д и А. С лампы свисала картонная рождественская звезда. На грязно-желтых стенах – волхвы и ясли. Питер вернулся в комнату с подносом, на котором стояло все для чая. Мужчина он был большой и нескладный, с вьющимися, рано ставшими седеть каштановыми волосами. Хотя он долго возился с чашками, они были не слишком чистые.

– Вы очень разумно поступили, зайдя во время перерыва, когда я свободен, – сказал он. – Конечно, если можно сказать «свободен», когда нужно еще проверить все это. – Он кивком показал на ученические тетради.

– Я абсолютно уверен, что вас, учителей, сильно недооценивают, – проговорил Смайли, неодобрительно покачивая головой. – У меня у самого есть друзья – преподаватели. Они уверяют, что до полуночи сидят за проверкой тетрадей, и нет причин сомневаться, что так оно и есть.

– Значит, они принадлежат к тем, кто делает это добросовестно.

– Мне кажется, вас тоже можно включить в эту категорию.

Питер Уэрдингтон неожиданно расплылся в улыбке, ему было очень приятно слышать это.

– Боюсь, действительно так. Если уж за что-то берешься, то имеет смысл делать это хорошо, – сказал он, помогая Смайли снять плащ.

– По правде сказать, жаль, что не так уж много людей разделяет эти взгляды.

– Вам самому следовало бы стать учителем, – сказал Питер, и они оба рассмеялись.

– А как вы устраиваетесь с сынишкой? – спросил Смайли, усаживаясь.

– С Яном? Отправляю к бабушке. К моей матери, не ее, – пояснил он, наливая чай. Он протянул чашку Смайли. – А вы женаты? – спросил он.

– Да. Да, женат, и, пожалуй, можно сказать, очень счастлив в браке.

– Дети есть?

Смайли покачал головой и разрешил себе огорченно улыбнуться.