На самом деле в противоположность королеве Виктории, сделавшей Альберта принцем-консортом и одновременно своим личным секретарем, Елизавета никогда не хотела давать своему мужу «политическую роль». Принц Филипп, кстати, тоже никогда не пытался официально получить титул принца-консорта, он предпочитает не иметь доступа к политическим делам, остающимся исключительными «владениями» или «полем деятельности» королевы, а довольствуется титулом принца Соединенного Королевства, пожалованным ему в 1957 году.

Единственная миссия, которую Филипп разделяет со своим предком-консортом, — это поддержка науки и техники: он является президентом Британского сообщества содействия научному прогрессу.

Принц Альберт, обладавший воистину энциклопедическими познаниями, проводил в ожидании Виктории долгие часы в занятиях музыкой, исполняя на органе сонаты Мендельсона, или работал над проектами разумного распределения удобрений в сельском хозяйстве, или чертил планы различных архитектурных сооружений; Филиппу далеко до столь высокого культурного уровня, и он сам это признает: «Из-за войны мое поколение, вероятно, является наименее культурным поколением нашего времени».

Филипп никогда не проявлял ни малейших личных амбиций, никогда не демонстрировал признаков горечи или злости от сознания того, что он — всего лишь второй номер; это подтверждает один из его бывших шталмейстеров: «Я знаю, что его первейшей заботой всегда было служить и помогать королеве. Ничто никогда не менялось для него, и ничто его никогда не останавливало». Так, его ни разу не «застигли на месте преступления», то есть не смогли обвинить в лени во время восьмидесяти официальных (государственных) поездок, совершенных с 1952 года в сто двадцать стран. Постепенно Филипп стал почетным гражданином Акапулько, Белфаста, Бриджтауна, Барбадоса, Кардиффа, Чикаго, Эдинбурга (ну, это-то пустяки!), Глазго, Гринвича, Лондона, Лос-Анджелеса, Мельбурна, Монтевидео и Найроби. Он был награжден двадцатью двумя зарубежными орденами (от Большой орденской ленты через плечо бельгийского ордена Леопольда до югославского ордена Звезды I степени), он был удостоен звания «почетного доктора» более чем в двух десятках университетов (в том числе в Оксфорде), он опубликовал более десятка различных книг, он оказывает поддержку и покровительство семнадцати гольф-клу-бам и семидесяти двум яхт-клубам, является президентом или председателем сотни ассоциаций, союзов, объединений и сообществ. Диапазон этих сообществ весьма широк: союзы любителей парусного спорта, аэронавтики (воздушного спорта), артиллеристов, рыбной ловли, общество Красного Креста, общество автолюбителей, союз альпинистов, совершивших восхождение на Эверест, и общество защиты природы. По поводу последнего общества некоторые шутят, что стать его президентом принца вдохновил тот факт, что в XX веке монархи могли бы тоже фигурировать среди существ, находящихся под угрозой исчезновения!

Короче говоря, одно только прочтение списка союзов и обществ, президентом или председателем коих является принц Филипп, уже вызывает головокружение. Его присутствие на собрании каждого союза обязательно не менее одного раза в год. Для Филиппа такая активность (он всегда находится в тройке самых деятельных членов королевского семейства, о чем свидетельствуют ежегодные отчеты о выполнении членами семьи своих официальных обязанностей) продиктована двумя факторами: чувством долга и желанием облегчить работу жены. «Все обращаются к ней, — подчеркнул он, — потому что она — королева. Когда есть король и королева, то к королеве обращаются только по определенным поводам. Но когда королева является государыней, когда она выполняет функции монарха, тогда все обращаются к ней. От нее требуют гораздо больше, чем она может сделать… Мне стоит огромного труда убедить не тревожить королеву, а обратиться ко мне».

Постепенно за образом деятельного и неутомимого посла стал вырисовываться образ супруга-защитника, чрезвычайно внимательного к престижу монархии. Одной из самых любопытных черт герцога Эдинбургского является его любовь к дискуссиям и речам. Возможность взять слово на обеде или ужине, куда он приглашен, делает его просто счастливым. Роберт Лейси забавлялся тем, что как-то подсчитал, что принц Филипп произносит ежегодно в среднем около ста пятидесяти речей, которые пишет сам, приправляя их шутками на свой вкус. Елизавета, ненавидящая произносить речи и считающая эту работу пыткой, разумеется, в восторге от того, что ее от нее избавляют. Филипп часто развивает в этих речах темы, особенно дорогие его сердцу: поло («…многие успешные игроки должны были сделать выбор между своими лошадьми и своей женой…»), ораторское искусство («…быть смешным гораздо труднее, чем серьезным…»), политические деятели («…чтобы понять, что говорят британские министры, надо купить словарь политико-административной тарабарщины и автоматически прибавлять десять лет к сроку осуществления каждого данного ими обещания…»), возмущение, которое вызывает у простого народа бюрократия, — он может об этом говорить, потому что находится на самой вершине власти.

Филипп, благодаря своим усилиям, постепенно приобрел большое влияние среди специалистов наиболее динамично развивающихся отраслей промышленности; он также является ярым сторонником идеи повышения качества продукции в любой сфере производства и даже осмелился заявить перед собранием английских промышленников: «Я устал, я просто болен оттого, что вынужден постоянно приносить извинения за Великобританию». На деле он часто приходит в восторг, если ему предоставляется возможность играть роль «ужасного, жестокого государя».

Дерзость Филиппа сделала его очень популярным в Англии. Он верно угадал, что народ хочет слышать правду, которую никто не осмеливается сказать. Почувствовав себя еще более уверенно после такого открытия, он без всяких опасений может упрекать государство в том, что оно «обеспечивает некоторую защиту от социальных неудач и проигрышей, но не позволяет предприимчивым людям добиваться таких успехов, которых они достойны». Ему удалось разгневать профсоюзы, подвергнув публичной критике их дискриминационную политику и тактику; большая часть общества откровенно радовалась, что кто-то сумел заткнуть им рты.

Филипп завоевал самостоятельность благодаря своему положению, потому что ни один из членов правительства не осмелился бы говорить то, что говорит он. Он может бороться за правое дело вместо королевы, потому что монархия, как предполагается, не должна иметь собственного мнения, и если королева займет определенную позицию по какому-то вопросу, то тем самым она рискует создать угрозу монархии как общественному институту. Надо сказать, что Филипп при помощи юмора иногда добивался больших успехов и его вмешательство порой давало существенный эффект, как, например, в 1969 году, когда он добился успеха в вопросе об увеличении выплат по цивильному листу королевы. Со свойственной ему прямотой герцог без колебаний назвал самого себя «обесцененным, потерявшим кредит принцем с Балкан, не обладающим особыми заслугами и ничем не выделяющимся». Он даже признал: «Я всегда старался сунуть свой нос в дела, не касавшиеся меня напрямую». Однажды один социолог дал принцу следующую характеристику: «Институционный иконоборец». Надо признать, что это очень точно сказано: принц Филипп получает ни с чем не сравнимое удовольствие, когда позволяет себе вольность вставить в речь грубое словечко или совершает дипломатический промах.