Об отношениях императрицы с А.Д. Меншиковым говорили разное. И что он, передав Екатерину Петру, больше никогда не прикасался к ней. И что их отношения не прерывались ни на месяц, и часть детей Екатерины родилась от него (если учесть сожительство Меншикова с Петром, получается неплохая «шведская семья»). Какой вариант более правдоподобен, очень трудно судить.

Вот с Виллимом Монсом все было явно не так… Блестящий молодой сотрудник личной канцелярии Екатерины, Виллим Монс был младшим братом многолетней «привязанности» Петра, возможно, его первой женщины — Анны Монс. Ирония судьбы? В какой–то мере. И ещё показатель невероятного малолюдства, страшной человеческой «тесноты». Все время мелькают одни и те же лица, а новые чаще всего имеют хоть какое–то отношение к старым.

Узнав о связи Екатерины с Монсом, Пётр пришел в ярость и, как обычно, жестоко расправился с «соперником». Монса обвинили в растрате казенных денег; было ли совершено преступление или «дело» «сшили» на пустом месте, история умалчивает до сих пор. Во всяком случае, Виллиму Монсу отрубили голову. Пётр, отправившись кататься по городу, не преминул заехать на площадь, где торчала на колу голова Монса. По легенде, Екатерина проявила колоссальную выдержку, не выказав ни горя, ни смущения, и, глядя царю прямо в глаза, произнесла:

«Как грустно, что у придворных может быть столько испорченности!»

Впрочем, по многим свидетельствам, между супругами происходили бурные сцены со взаимными обвинениями и оскорблениями. Есть свидетельства и того, что с 1724 года Пётр попросту стал импотентом, и «матушка царица» окончательно пустилась во все тяжкие. С одной стороны, потеря мужских сил в 52 года совершенно невероятна, медицине такие случаи неизвестны. С другой стороны, попейте–ка вы столько же анисовой водки, сколько выдувал Пётр, и посмотрю я, что с вами самими станется… В общем, темная история.

Особая тема, конечно, отношения Екатерины и царевича Алексея Петровича. Очень похоже, что, помимо борьбы двух династических линий, «кланов двух жен» царя, было тут и ещё многое. Человек, который выбирал Ефросинью, вряд ли мог хорошо относиться к Екатерине… и наоборот. Слишком разные вкусы проявляются в этих выборах.

А кроме того, очень странно, почему никому не приходит в голову простая мысль: что подросток, юноша, молодой мужчина после разрыва родителей может обидеться не только за мать, сосланную в монастырь. Он может обидеться и за отца, если его вторая жена проигрывает в сравнении с первой и даже не хранит ему супружеской верности.

Екатерина, что поделать, и проигрывала Лопухиной — как во внешности, так и в области общей культуры, и верности ему не хранила. В той мере, в которой она понимала отношение Алексея, в её собственной династической игре прослеживался и момент личной неприязни. Надо сказать, что некоторые её письма к Меншикову очень ясно показывают эту довольно сильную неприязнь.

Интересно, мог ли понимать Пётр под конец жизни, что к убийству сына его подтолкнули и не последним из «подтолкнувших» была его собственная жена? Что в той мере, в которой Екатерина сознательно стоит за убийством царевича Алексея, она прямо повинна в пресечении династии Романовых по прямой мужской линии? Если понимал, его одиночество становилось ещё невыносимее.

Конечно, уж что–что, а семью каждый выбирает сам, по доброй воле. Но наивно думать, что у выбора не будет последствий, что выбор не скажется в самых разных сферах уже не семейной, уже общественной жизни. А поскольку монарх — лицо совершенно особое, его брачные и семейные дела всегда имеют огромный общественный резонанс и огромное значение — в том числе и для истории.

Пётр был категорически против брака Алексея с худородной крестьянкой, но сам женился на женщине такого же низкого происхождения и куда более низких достоинств. На женщине, которая не хранила ему верности, не любила его, не оберегала интересов его династии и, очень может быть, отравила его, как полагают некоторые историки.

Стоит внимательно рассмотреть миф о Екатерине, и красивая сказка о высокой любви оборачивается редкостной гадостью. Героиня же этой истории оказывается прямо повинной в самом бездарном растрачивании открывшихся ей возможностей, в самом низком поведении и совершенно недостойной того положения, до которого была возвышена.

Сохранилась легенда, что однажды Пётр расцеловал одного из Долгоруких за слова: мол, не может все в государстве делаться вопреки воле царя, умными или глупыми министрами. Не могут быть у глупого государя умные министры, и наоборот! Каков государь, таковы и его приближенные; ведь государь приближает к себе людей по самому себе…

Нам с вами трудно расцеловать Долгорукова, умершего триста лет назад, но мы ведь можем согласиться с его оценкой. Действительно, даже не зная ничего ни об Алексее Михайловиче, ни о Петре, вполне можно судить о каждом из них по тому, каковы их приближенные.

- Тебя излупят плетками, и ты полюбишь меня как миленькая!

- Нет, ты просто помешался на этой плетке…

Из фильма «Красная шапочка»

Конечно же, жертвами политики Петра стало все население Московии. Конечно же, верхи общества страдали меньше, чем низы, — по крайней мере, меньше страдали физически. Это ведь податное население уже к 1710 году уменьшилось на пятую часть, и вовсе не дворяне и не богатые купцы, а посадский люд и крестьяне толпами бежали в разбойники.

Но вот два любопытных случая — так, в качестве ярких примеров.

В 1712 году фельдмаршалу Борису Петровичу Шереметеву исполнилось 60 лет. Ему было уже тяжело водить войска, и он попросил у Петра разрешения — уйти на покой, постричься в монахи Киево–Печерской лавры.

Пётр уйти в монахи запретил, а велел овдовевшему фельдмаршалу вместо этого жениться. Даже сам нашел ему жену: вдову своего дяди, Льва Кирилловича Нарышкина. Анна Петровна была моложе супруга на 34 года, но брак оказался удачен, Анна Петровна успела родить 5 детей до смерти мужа.

Так поступил царь со своим приближенным, который патриархально называл его на «ты» и вовсе не противился «реформам»: в 1697 году Шереметев по доброй воле сбрил бороду, надел европейское платье — Ещё до указов Петра.

Другой случай связан с основателем рода Бутаковых. Этот русский военно–морской род, каждое поколение которого служило и в данный момент тоже служит в морских офицерах, ведется с Олимпия (Евлампия) Бутакова, который служил с 1688 года, с первой «потешной» флотилии на Переяславском озере. Во время Северной войны Бутаков стал капитаном 18 пушечной шнявы. Однажды он на своей шняве заблудился в тумане, опоздал на 10 дней в Кронштадт и за это был запорот почти насмерть. Во всяком случае, много лет спустя у Олимпия тряслись колени, и ходил он только с палкой (Эти интереснейшие сведения содержатся в неопубликованной книге «Бутаковы», написанной Александром Александровичем Григоровым и посвященной знаменитому семейству. Книга хранится в Костромском областном архиве и в Красноярске недоступна. Я пользуюсь случаем вынести благодарность Евгению Владимировичу Сметанину, который ознакомил меня с этими материалами. — А.Б.).