Он стал прокручивать в голове события, результатом которых стал разговор с Тахтамировым, где он, в порыве чувств, объявил себя должником и, по сути, дал присягу на верность шефу «Теодолита».

«Ладно, хватит гадать, есть более радикальный вариант узнать, в чем тут дело», – подумал он и, поднявшись со своего места, начал собираться.

Невзирая на табу, наложенное Тахтамировым, Антон вошел в офис «Теодолита».

– Где шеф?

– А вы по какому вопросу? – стоящий в проходе охранник подозрительно оглядел Филиппова с головы до ног.

Чертыхнувшись, Антон достал сотовый и набрал номер Дарьина.

– Я кейс прихватил из командировки. В нем очень серьезный компромат на «Теодолит» и, в частности, на вас с Валерием Александровичем. Хотел узнать, как с ним поступить? Вы спуститесь или мне самому подняться?

– Ты зачем туда приехал? – Дарьин зло выругался. – Я же сказал, сиди дома.

– Я думал, после моего турне некого больше опасаться. Тем более материал, на мой взгляд, очень опасный, если все, что в нем есть, правда.

– Ладно. – Федор Павлович вздохнул, собираясь с мыслями. – Мы сейчас за городом. Передай охраннику трубку.

Через минуту, ответив по телефону несколько раз «да» и «понял», верзила в униформе уперся в Антона ничего не выражающим взглядом:

– Палыч сказал, что, если кейс с тобой, можешь оставить нам, если нет, то он сам за ним заедет.

После разговора Антона с Дарьиным охранник проникся к нему полным доверием.

– Я сейчас его привезу, – с этими словами Антон достал из кармана фотографию, на которой Марина опознала своих мучителей:

– Ты, случайно, не знаешь этих парней?

Охранник думал недолго.

– Тот, что в машину садится, Камиль. Фамилию не помню, на складе в Мытищах работает. Второй, – он некоторое время пристально вглядывался в лицо сидящего в машине парня, – Ридван Аджимамбетов – каменщик.

– Ты не ошибся? – Антон испытующе заглянул ему в глаза. – Фирма-то большая, народу много.

– Не забывай, где я стою, – усмехнулся охранник. – Все в офисе бывают: то получка, то отпуск или еще что-нибудь. Тем более эти два друга шкурные дела Дарьина решают.

– В смысле? – не понял Антон.

– Шашлыки, бабы. Камиль родом с Кавказа, а Ридван, хоть и татарин, всю жизнь в Узбекистане прожил. Одним словом, черножопые.

– Ты мне адрес склада дай, где этот Камиль работает.

– Зачем тебе? – удивился охранник.

– Снимки отдать, – на полном серьезе ответил Антон.

Ближе к обеду он уже въехал на территорию арендованных под склады старых казарм какой-то расформированной части.

Без труда найдя нужное хранилище, сразу наткнулся на Камиля. Держа в руке термос и пакет, тот направлялся на выход. Увидев незнакомца, остановился:

– Если что-то получать, то после двух. У меня обед.

Не обращая на него внимания, Антон заглянул в склад, где под самый потолок стояли катушки с кабелем, какие-то коробки и ящики. Убедившись, что, кроме них, здесь больше никого нет, повернулся к Камилю:

– Обеда не будет.

– Если срочно, то давай записку от прораба, – все еще думая, что приехавший хочет что-то получить, не унимался Камиль.

– Ты, видно, еще ничего не понял, – усмехнулся Антон, прошел мимо него и закрыл двери. – Мне это барахло не нужно. Я пришел послушать твои песни о том, как ты мою жену двое суток в ванной держал, а сам в телевизор со своим кентом Ридваном пялился.

Несмотря на угрозу в голосе и довольно решительный вид Антона, кавказец никак не выдал своего испуга. Он развернулся к столу, поставил на него термос и пакет, отряхнул руки:

– Ты это о чем?

В тот же момент Антон, сделав к нему шаг, молниеносным ударом кулака в лицо сшиб с ног.

Начальник склада, некоторое время лежа на спине, ничего не выражающим и удивленным взглядом рассматривал потолок, словно увидел там нечто необычное.

Подойдя к нему, Антон перевернул его руку тыльной стороной к себе и задрал рукав рубашки. Искусно выколотый череп, через глазницу которого проползала змея, развеял последние сомнения, тлевшие где-то в глубине души. Через несколько минут Камиль лежал на бетонном полу, связанный по рукам и ногам, со спущенными до колен брюками. И с ужасом наблюдал, как Антон, не спеша пройдя между стеллажами и распечатав коробку с паяльником, разматывает шнур.

Увидев в глазах горе-террориста страх, Филиппов присел перед ним на корточки:

– Ты, наверное, сейчас жалеешь, что у тебя склад электрооборудования, а не сантехники? Правильно жалеешь. Вот сейчас вгоню тебе эту штуку в зад, и еще до того, как в тебе закипит говно, ты пожалеешь, что отказался со мной сотрудничать.

Стоило Антону воткнуть паяльник в розетку и зайти к бедняге сзади, как тот скороговоркой, взахлеб заговорил:

– Я не виноват… Приказал Дарьин… Сказал, чтобы взяли с собой маски. Нужно, мол, напугать одну шалаву… – Спохватившись, что разговаривает с мужем, и затравленно глянув Антону в глаза, поправился: – Женщину… Объяснил, что говорить и как себя вести. Потом ее наши же парни от нас освободили.

– Ясно, – Антон уселся на ящик и задумался. Все это время Камиль лежал молча, не сводя с Антона немигающего взгляда.

Наконец Антон поднялся и, развязав его, направился к дверям. Неожиданно, словно что-то вспомнив, остановился:

– Никто не узнает о том, что именно ты мне об этом сказал, если сам будешь держать язык за зубами. Я оставляю тебя живым потому, что не в твоих интересах говорить о нашей встрече Дарьину.

Давая понять, что ему все ясно, тот яростно закивал, растирая успевшие затечь запястья.

– Мы не знали, кто она и для чего весь этот спектакль.

– Я знаю, – успокоил его Антон. – В противном случае ты сейчас бы уже не говорил.

* * *

Антону уже было ясно: Тахтамиров его обманул. Но нужно пролить свет еще на один вопрос, и он направился к художнику.

Подъезд, где жил Явенко, был оборудован домофоном.

– Кто это? – не понял Иван, когда Филиппов назвал свое имя.

– Человек, которому тебя заказали, – пояснил Антон.

После небольшой паузы послышался щелчок электрического замка. Поднявшись на третий этаж, Антон увидел на лестничной площадке высокого, худого мужчину с уставшим лицом.

– Это вы сейчас звонили? – уточнил он и, получив утвердительный ответ, открыл двери своей квартиры: – Входите.

– Не боишься? – улыбнулся Антон.

– Устал бояться, – художник вздохнул. – Просто неприятно.

Они прошли в комнату.