Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты чудовище, – со смехом признала я.
– Слушай, думаешь, легко быть писателем? Приходится использовать все доступные средства. – Откуда ни возьмись появилась Пердита и, урча, запрыгнула к Эмбер на колени.
– Она так хорошо выглядит, – оценила я, погладив кошку по голове. – Поправилась.
– Да, но мы не будем объедаться. Ведь мы же не хотим разжиреть, да, киска? Ну что, Пердита, покажем тетушке Минти, что мамочка купила нам сегодня в «Харродз»?
Эмбер блаженно улыбнулась, исчезла в кухне и вернулась с кошачьей корзинкой, отделанной мехом, и фарфоровой мисочкой с инициалами.
– Последний писк кошачьей моды, – довольно объявила кузина. – Все лучшее для нашей малышки.
– Повезло тебе, Пердита, – вздохнула я. – Меня бы так кто любил.
Эмбер открыла банку сардин в масле и наполнила до краев именную мисочку.
– Не переусердствуй, – предостерегла я.– Ей нельзя есть слишком много, а то плохо станет. Хотя сейчас у нее вид что надо.
– По-моему, она все еще растет, – оправдывалась Эмбер. Пердита пожадничала и поперхнулась. – Помни, Минти, мы должны компенсировать ей несчастное детство.
«Алло!» – проскрипел Педро. Звонил телефон. Наверное, кто-нибудь из книжного магазина. «Как поживаете?» – кричал Педро вслед, пока я шла в прихожую. «Да... да... да», – скучающим голосом повторял он. Я сняла трубку:
– Алло!
– Это Минти Мэлоун? – женский голос на другом конце провода был мне незнаком. Казалось, звонившая сильно расстроена. Пораженная ее тоном, я замешкалась с ответом.
– Это Минти Мэлоун? – повторила женщина, уже более настойчиво.
– Да. Это я. Кто говорит?
Наступила минутная пауза, и я начала нервничать.
– Вы меня не знаете, – с опаской сообщила незнакомка. Выговор у нее был аристократический. – Но мне очень нужно с вами побеседовать. – Она отчетливо произносила каждую букву.
– Зачем?
– Мое имя – Вирджиния Парк.
Пол в прихожей накренился под ногами. Хорошо, что рядом был стул, на который я и рухнула. Лицо у меня горело, а сердце отбивало барабанную дробь.
– Вы знаете, кто я такая? – поинтересовалась она. Голос у нее дрожал от волнения.
– Да, – тихо откликнулась я. – Знаю.
– Мне необходимо с вами поговорить, – повторила она.
– Зачем? – Меня подташнивало.
– Думаю, вас заинтересует то, что я хочу рассказать.
– О чем? – будто издалека услышала я свой голос. Мне было страшно, но до смерти любопытно.
– О Доминике, – чуть ли не прошептала она. – Я хочу рассказать вам кое-что о Доминике.
Так я и знала. А с какой еще стати она вздумала мне звонить? Что же произошло? Сердце сжалось от страха. О боже... Нет! Прошу тебя, Господи, нет! Он ужасно со мной обошелся, но я не желала ему плохого. В воображении пронеслись картины: останки Доминика размазаны по всему шоссе М-1[75], их собирают в пластиковый мешок. Доминик попал в ужасную аварию. Так вот почему она мне звонит: его мать, наверное, обезумела от горя.
– Он умер? – пролепетала я. Голова шла кругом. – Просто скажите. Что-то случилось? Он мертв?
– Нет, не мертв, – отрезала она. – Но лучше бы сдох, будь он проклят!
– Тогда почему вы звоните?
– Потому что... – в трубке послышались отчетливые рыдания. – Потому что этот ублюдок только что разорвал помолвку.
– Мы должны были пожениться в мае, – рассказывала она в перерывах между всхлипываниями. – Мое платье было уже почти готово. Отели забронированы. Мы даже позировали для «Лестершир лайф».
– Понятно, – кивнула я.
– Но на прошлой неделе мы ужинали, и вдруг, ни с того ни с сего, Доминик сказал... сказал... что не хочет жениться. Что не может... пройти... пройти через это. И не собирается... брать на себя обязательства. Сказал, что совершил дурацкую ошибку, и теперь все изменилось.
– О-о!.. – протянула я, не в силах выговорить ни слова.
– Я потеряла сон, – жаловалась она. – Хотела покончить с собой. Не понимала, что делать. Но я знала о вас. Я его о вас пару раз спрашивала. Видела ваше имя и телефон у него в адресной книге. Он зачеркнул их, но разобрать было можно.
– О! – снова выдала я. Лучше бы она мне этого не говорила.
– И когда я забирала из его дома свои вещи, то записала ваш номер. А утром увидела статью в «Ивнинг стандард» и поняла, что просто обязана поговорить с вами.
– Но зачем? – удивилась я.
– Подумала, что после того, как он обошелся с вами, вы могли быть дать мне совет.
– Откуда вы знаете, как он со мной обошелся? – недоумевала я. – Не могу представить, чтобы он добровольно вам рассказал. И вообще, – сердце сжала ледяная ладонь, – хотелось бы знать, когда вы познакомились.
– Много лет назад, – не стала скрывать она. – Мы встречались еще в начале девяностых, правда недолго.
– О, – язык отказывался мне служить. – Я об этом не знала.
– Я по нему с ума сходила, но наш роман быстро закончился. И вот в прошлом июле мы случайно столкнулись в «Харродз». Выглядел он ужасно. Сказал, что собирается жениться и жутко нервничает. Я пожелала ему удачи и забыла об этом. Каково же было мое удивление, когда в начале августа он сам связался со мной – у него остался мой номер. Я спросила его, как прошла свадьба.
– И что он ответил?
– Сказал, что не хочет об этом разговаривать.
– Еще бы. Но что-то он все-таки сообщил? Как-то объяснил свое поведение?
– Он сказал, что, в конце концов, так и не женился, потому что... как же он выразился? Ах да! Потому что возникла «проблема с церковью»...
Проблема с церковью? Проблема с церковью? Вот что он говорил чужим людям! Что возникла проблема с церковью! Я чуть не задохнулась от возмущения.
– Единственная проблема с церковью, – произнесла я ледяным тоном, – состояла в том, что Доминик сбежал в середине церемонии, бросив меня на глазах у двухсот восьмидесяти человек.
– О господи! – выдохнула она. – Он ничего такого не говорил.
– Еще бы… – Внутри меня что-то сломалось, треснуло. От подавленной грусти не осталось и следа. Ее место заняла злоба.
– Это так унизительно, – сокрушалась Вирджиния Парк. Она опять заплакала.
– Вы абсолютно правы, – согласилась я. – Это унизительно.
– О нашей помолвке объявили в газетах, – рыдала она. – Об этом знали все. Мне так плохо, так ужасно, – причитала она, все также отчетливо и точно выговаривая каждый звук. – Не знаю, что делать. – Всхлип. – Почему это случилось со мной?