– Тихо! Скальпель!..

Обер-лейтенант вынырнул из темноты, словно призрак. Оглядел подчиненных, рукой махнул.

– Подъем!

Лонжа прислушался. Вдалеке, у входа, уже можно было различить стук деревянных башмаков. Недолго посидели…

– Все по местам, начинаем… Газы!

* * *

Снаряд упал на пол с глухим негромким стуком, словно был сделан из дерева. Как это случилось, Лонжа даже не заметил, смотрел в сторону стеллажа, с которого снимали следующий. Наверняка выскользнул из рук, снаряды передавали по цепочке…

Ш-ш-шух! Ш-ш-шух! Ш-ш-шух!

Время, которое он так торопил, остановилось. Белый огонь ярких ламп, еле заметная желтая полоска на снаряде, люди в полосатых робах и противогазах. Они еще не поняли, что произошло. Только тот, кто выронил, попятился, уткнулся спиной в деревянные ящики…

Ш-ш-шух! Ш-ш-шух!..

Лонжа поднял правую руку вверх, сигнал «Стой! Прекратить работу!» Заметили не все, но самые догадливые уже начали пятиться к двери. Сейчас побегут и остальные…

Снаряд!

…Взорваться не должен, но если поврежден корпус, фосген в считанные секунды заполнит склад. Противогаз может не спасти, слишком высока концентрация. Остается надеяться, что латунная гильза цела.

Ш-ш-шух!..

Снаряд лежал как раз между ним и дверью. «Полосатики» уже бегут, кроме одного, вероятно самого смелого. Тот у выхода, переминается с ноги на ногу. Лонжа махнул рукой: уходи! «Полосатик» понял, попятился… Можно, пока еще не поздно, последовать его примеру, но кому-то все равно придется рискнуть. А если еще раз уронят?

Лонжа поправил противогаз и, стараясь не дышать, шагнул ближе. Теперь снаряд лежал в двух шагах, тяжелый, в синих пятнах окиси. Повреждений не видно, и он решился – подошел вплотную. Под резиновой маской мокро, ворот комбинезона врезался в горло…

Ш-ш-шух! Ш-ш-шух! Ш-ш-шух!

Правильнее всего выйти наружу и доложить все как есть. Погрузка задержится на четверть часа, но кончится тем, что людей в полосатых робах все равно загонят на склад. Если это и саботаж, то не самый умный.

Лонжа осторожно поднял снаряд и шагнул к выходу. За порогом его встретили двое «дезертиров» из его смены и вездесущий Скальпель. Ни «полосатиков», ни черной охраны нет и в помине. Обер-лейтенант быстро осмотрел гильзу и ткнул рукой в сторону грузовика.

На этот раз пронесло.

* * *

– Итак, вы ничего не видели? – скучным голосом вопросил Карел Домучик.

Лонжа пожал плечами.

– Согласно приказу, смотрел на стеллаж. Мое дело – контролировать начало погрузки, чтобы снаряды эвакуировали согласно очередности. По крайней мере, так говорилось в бумаге, которую я подписал.

Бывший нарядчик повертел в пальцах карандаш.

– Очевидное упущение, в помещении склада требуется еще один наблюдатель. Итак, Рихтер, вы не можете подтвердить, что снаряд упал случайно?

Осталось удивиться.

– И обратное не могу. Господин обер-лейтенант, да зачем это все? При такой организации инциденты неизбежны. Странно, что снаряд не упал в первый же день.

Домучик помотал головой.

– Не будьте наивным, Рихтер. Я должен зафиксировать акт сознательного саботажа. Пригодится, особенно, как вы и сказали, при такой организации.

Пододвинулся вперед, улыбнулся бледно.

– По агентурным данным в Новом форте создан подпольный комитет, имеющий целью остановить эвакуацию склада. Нет ни малейшей уверенности, что в него входят только заключенные. Испорчены грузовики, причем очень профессионально, выпущены листовки, где разъясняется, что такое «компаус». А теперь – снаряд. Обратите внимание: все немедленно бежали, никто даже не попытался помочь.

Лонжа пожал плечами:

– Было бы странно требовать от заключенных «кацета» высокой сознательности. Я бы и сам убежал, так все равно назад отправят.

– Бежали все, в том числе и те, кто в тоннеле, – не согласился контрразведчик. – Они не могли знать, что снаряд упал, на всех были противогазы. В маске не поболтаешь! Это сговор, Рихтер. Не стоит их защищать, случись что, вас бы не пожалели. Для заключенных вы – человек в форме, такой же враг, как и я. Мы оба были в лагере, так что не стану убеждать в очевидном… А бумага нужна, Рихтер, чтобы в самом крайнем случае прищемить хвост ведомству СС. Мелочь, но полезная…

Встал из-за стола, прошелся по кабинету.

– Не передумали?

Лонжа даже посочувствовал бывшему нарядчику. Старается, носом землю роет, а все без толку. Крот-неудачник.

– С какой стати, господин Домучик? Пугать меня надо было до Вайсрутении. Теперь все, считайте, отбоялся.

Контрразведчик поморщился, словно лимон укусил.

– Рихтер, будьте справедливы! Я вас не пугаю, а пытаюсь убедить. Мне почему-то кажется, что такой человек, как вы, играет не последнюю роль при короле Августе. За эти дни я получил кое-какие материалы из Штатов, и окончательно убедился, что Виттельсбах в политике – совершенный дилетант…

Несостоявшийся цирковой вспомнил, как он спорил с другом детства. Тот думал сходно. «Иррационально рассуждаешь, твое королевское высочество».

– Но вы-то, Рихтер, видали виды. Неужели не понимаете, что именно сейчас настало время решать, чьим будет баварское монархическое подполье!

Лонжа на миг даже растерялся.

– В каком смысле?

Домучик снял окуляры, покрутил головой.

– Боюсь, вы это серьезно. Запущенный случай…

Встал, прошелся к двери, быстро выглянул, снова закрыл. Провернул ключ в замке, раз, другой…

Обернулся.

* * *

– В современном государстве, тем более таком, как Рейх, подполье не может существовать само по себе. Нужны деньги и очень серьезная поддержка, иначе все ограничится беседами на кухне при занавешенных окнах, и то до первого доноса. «Красное» подполье – люди Сталина, им помогает СССР, прикрываясь ширмой Коммунистического Интернационала. Либералам, католикам и социал-демократам труднее, прежде им помогала Франция, но теперь Париж старается с нами не ссориться. Их берут под опеку британцы. Бюро Кинтанильи – еще одна ширма, личная разведка Уинстона Черчилля. А вот у меня дома подполье создается при помощи американцев, мы их называем «Ковбои». Эти работают с размахом, дядя Сэм денег не жалеет… Кто у нас остался?

– Вероятно, я.

– О вас, Рихтер, я не забыл, не надейтесь. Но сначала о ваших друзьях, о Германском сопротивлении. У него другой хозяин – Генрих Гиммлер. Вы, кажется, не удивились? Это вовсе не значит, что там каждый второй завербован, это и не нужно, главное – контролировать ключевые фигуры. Кого я не назвал? «Черный фронт» Отто Штрассера? Хвастаться особо нечем, но их курируем мы, Абвер. «Черных» не слишком много, зато они очень не любят Гиммлера. Полезные люди! А теперь появилась новая сила – баварские монархисты. С Гиммлером они не договорятся, англичане и американцы опасаются сепаратистов, а Сталин монархистов не любит. Что у нас остается?