* * *

Хоронили молодого князя Арсения Федоровича Прозоровского третьего дня в семейном склепе фамилии его в пределе Кириллово-Белозерской обители. С раннего утра всю округу окутал серой пеленой туман, а затем зарядил мелкий, холодный дождь, перешедший к полудню в мокрый снег.

Выражая волю свою и болезной супружницы своей князь Федор Иванович распорядился, чтобы весь обряд обустроили по заветным обычаям, не смотря на то, что не сошла Арсюше благодать распроститься с жизнью в кругу любящей его семьи, и ушел он из нее до срока.

За два дня до похорон принялись прилуцкие и белозерские монахи от княжеского имени раздавать по всей Андоже милостыню нищим, а крестьянам крепостным — выделку по тройке рублев на мужскую душу. Так желал отстроить душу сына своего князь Прозоровский, что простил всем должникам своим их долги и пожертвовал большие суммы всем окрестным монастырям, чтобы читали псалтирь, молились, да обильно звонили во все колокола.

Так как княгиня Елена Михайловна не могла подняться с постели, пришлось Лизе собраться с духом и верховодить дворовыми девками: вместе с бабкой Пелагеей да с матушкой Сергией обмыли они мертвеца теплой водой, надели на него сорочку холщовую и завернули в белое покрывало. Внимательно осмотрев тело Арсения, матушка Сергия обнаружила, насколько верно предсказал ей Командор, будто даже следа на покойном от уродства его и долгого лежания в земле не останется. Так и было.

Арсюша лежал на кровати в комнате своей, поверх тканого персидского ковра, в холщовой рубахе, босиком со скрещенными на груди руками, словно только что испустил дух — спокойно и благочинно.

На похороны молодого князя съехались все белозерские родственники Прозоровских, отовсюду. По старинной русской традиции снарядили плакальщиц, доставали из погребов водку, мед и пиво в угощение духовенству и всему окрестному люду.

Из Белозерска мастеровые привезли для Арсюши гроб, внутри и снаружи обитый червчатым, княжеским бархатом. А когда уложили в него князя под всеобщие стенания, то привесили, как уж издавна повелось, к нему белый кавалергардский мундир с красным воротником и золотым шитьем по нему.

Когда пришло время оплатить расходы покойного по путешествию в загробное царствие, матушка Сергия подвела Лизу, закутанную в черный плат, к гробу, прошептала ей:

— Положи монетку в рот ему на издержки в дальнее путешествие, чтоб ни в чем нужды не имел он, да о нас вспоминал.

Дрожащей рукой княжна исполнила просьбу ее. И как только сделала она так, закрыли Арсюшу последним подарком батюшки его — соболиной шубой, подбитой голубым бархатом, что собирался князь сынку к двадцатилетию поднести, — а после крышку над ним водрузили.

Пока шли все приготовления, матушка Сергия с напряжением ожидала, как бы не свершилось какого-то знака, который бы показал, что известно Всевышнему, что сгубила Арсения Федоровича вовсе не волчица дикая, а демоническая, злая сила. Потому она строго-настрого приказала Петру Петровичу не только в сострадании слезы молодой княжне платочком утирать, но и следить тщательно за концентрацией энергий в усадьбе. Но никаких поводов для тревоги до времени погребения, то ли по везению простому, то ли Божье воле не сыскалось.

Под неутихающим, холодным дождем гроб молодого князя вынесли из усадьбы и шесть молодых дворовых парней в траурных одеждах держали его плечах. Плакальщицы с распущенными волосами шли по бокам да впереди и кривлялись, как водится, вопили, вскрикивали, заливались плачем, изображая скорбь близких.

За гробом длинной процессией растянулись родственники княжеские и те из слуг, кому было позволено оставить хозяйство, чтобы проводить молодого барина в последний путь.

До самого Кирилловского монастыря шли пешком. Вслед за гробом, Петр Петрович и месье Поль вели, поддерживая под руки княгиню Елену Михайловну, в которой и кровинки, казалось не осталось — так она сделалась бледна и худа. Путь получился долгий и трудный. Свечи в руках гасли от дождя, их зажигали вновь, но для этого приходилось останавливаться.

Только далеко за полдень добрели, наконец, до обители — там в Успенском Соборе преставившегося торжественно отпели. После же понесли на кладбище, где в семейном склепе гробокопатели уже подготовили могилу.

Держа об руку княжну Лизу, матушка Сергия стояла у самого изголовья гроба, когда его крышку приподняли, давая проститься родственникам. Слезы, плач, стенания усилились.

Княгиня Елена Михайловна упала на тело сына, обцеловывая его. Федор Иванович на коленях в грязи обливался слезами.

Вдруг раздался невероятный гром, сверкнула молния, все шарахнулись в сторону от гроба, а он рухнул в яму, не удержавшись на комьях земли, лежащих рядом с могилой — тело Арсения едва не вывалилось из него. Но еще хуже, что вместе с гробом сына в могилу упала и княгиня Елена Михайловна. Матушка Сергия прижала к себе кричавшую от страха Лизу, а Петр Петрович подбежал, придерживая шляпу, к матушке Сергии и ухо ей обжег его горячий шепот:

— Камень-то мой совсем черный стал, точно говорю, я такого в жизни не видел!

— Не о том беспокоиться нынче надобно, — строго выговорила ему матушка Сергия. — Вы не видите разве, что стряслось? Помогите, помогите Елене Михайловне, вытащите ее! — и она подтолкнула стажера к могиле.

— Ага, ага, — кивнув, Сверчков побежал к гробу, перескакивая через груды скользкой глины — там Ермила с Данилой в четыре руки извлекали из ямы потерявшую сознание княгиню и пытались уложить покойника. Дождь усилился так, что шел стеной — ничего не видно было за ним на расстоянии вытянутой руки. Всю могилу залило водой и гроб плавал в ней, замаранный грязью.

— Закапывайте, закапывайте! — потребовала от гробокопателей Сергия. Несчастному Арсению поспешно всунули в руку отпустительную грамоту, быстро поцеловали принесенные из Собора образа и стали забрасывать могилу землей.

Но только гроб с телом скрылся под ней — раздался треск. Матушка Сергия подняла голову — старинная, толстая береза, стоявшая в самом изголовье могилы, устрашающе накренилась, ствол ее издавал скрип, она наклонялась все ниже и ниже.

— Смотрите, — матушка дернула за рукав кафтана промокшего до нитки Данилку, — смотрите, не упадет ли она?

Тот взглянул наверх и очень быстро осознал неизбежное:

— Спасайся! — крикнул он, перекрывая шум ветра и плачи, — все — спасайся, в стороны! А то сейчас всех передавит бесноватая!

Схватив в охапку бесчувственную княгиню Елену Михайловну, он в два прыжка перенес ее от могилы, тогда как Ермила Тимофеич, сообразив, оттолкнул без всякого должного уважения князя, тот упал на спину в воду-но благо, нависшая опасность оправдывала бесцеремонность старого охотника. Береза накренилась еще ниже, треснув почти что пополам.

Матушка Сергия едва успела отбежать с Лизой и оттащить с собой бабку Пелагею, как дерево рухнуло на могилу, закрыв ее собой и придавив. После снова загрохотал гром, дождь полил еще некоторое время, и стал затихать. В полном изнеможении, перепуганные почти до смерти, участники похорон добрались обратно до Прозоровской усадьбы.