В этот момент я находился у среза полубака и наблюдал следующее: “Разумный” под углом около 30 градусов к диаметральной плоскости “Сокрушительного” медленно продвигался к нам. Форштевень “Разумного” приподняло над волной, носовая же часть “Сокрушительного” оказалась метров на восемь ниже. Если бы корабли еще несколько секунд оставались в таком положении, то “Разумный” своим килем налетел бы на палубу полубака “Сокрушительного” и оба эсминца наверняка бы погибли.

Но волна, приподнявшая “Разумный”, внезапно его опустила. Послышался сильный удар, и корабли отскочили друг от друга. В результате бортовая обшивка “Сокрушительного” в районе кают-компании получила пробоину. В момент столкновения рулевой Петров сумел перепрыгнуть на полубак “Разумного:”, но старшина 2-й статьи Крайнев, последовавший его примеру, упал между кораблями в воду. Он прыгал со среза полубака и не учел большого расстояния в этом месте между кораблями…

Увидев барахтающегося в воде человека, я немедленно бросил ему чудом оказавшийся под рукой конец. Крайнов зацепился за канат, но следующая волна либо ударила старшину о борт, либо оторвала от каната, и больше он на поверхности не показался…»

Это была седьмая жертва катастрофы и десятая с начала войны. В феврале 1942 года в результате несчастного случая (случайный выстрел торпедой в пост энергетики) погиб трюмный машинист И.В. Старчиков. Матрос Г.Г. Андреев упал за борт и утонул в походе в сентябре того же года. Третья жертва — машинист В.Е. Каляев — пропал в море при невыясненных обстоятельствах…

Вот как описывает сложившуюся ситуацию в повести «Война на море» Анатолий Азольский: «Более чем на полкабельтова эсминец от 4 семерки” не отдаляли, постоянно держа ее в видимости, но после семафора она, светящая прожекторами, внезапно затемнилась, и не было смысла запрашивать, что на ней произошло: команда, спасаясь, бросила работающие механизмы и покинула котельные отделения. Прожектора эсминца осветил громождение людей у трубы, на полубаке и шкафутах. При швартовке корабли могли раздавиться друг о друга, какие бы кранцы ни вываливались за борт. Обогнув “семерку”, эсминец занял позицию, чтобы набрать скорость, подлететь к ней. Оба корабля оказались на гребнях волн, а затем “семерка” скатилась вниз, к подножью обрывистой водной горы, на вершине которой держался эсминец, начавший падение в момент, когда “семерку” стало поднимать. Как на качелях, поднимались они и опускались, соскальзывали вниз и легко взбегали на высоту трехэтажного дома, и эсминец пошел на сближение, исполняя маневр, который мог удасться, а мог и не получиться, но стихия властно распорядилась по-своему, “семерку” вдруг развернуло, отбросило и поставило под таран. Эсминец полным ходом устремлялся к ней, еще минута — и форштевень его воткнется в корпус беззащитного корабля. В самый последний момент тычок волны убрал “семерку”, эсминец в нескольких метрах проскочил мимо кормового орудия, в луче прожектора мостик увидел как бы в поперечном разрезе — эскадренный миноносец проекта “7”, спущенный на воду в августе 1937 года заводом № 189 им С. Орджоникидзе. Всего секунду длилось это видение — развороченное нутро, продавленные переборки и два обломанных гребных вала Всего одну секунду, но мостик — потерял рассудок и управление собою, уже смирившись с собственной гибелью, потому что эсминец вонзался — под углом тридцать градусов — в подножье следующей горы, чтоб зарыться в ней навечно: волны была такой длины, что выбраться из нее нельзя уже. Эсминец пикировал как самолет с экипажем и пассажирами, и уйти на дно ему помешала стихия, решившая позабавиться, продлить мучения обоих кораблей. Чудо явилось: ветровые волны и в толще вод боролись отчаянно с зыбью, схватка выдавила к поверхности противоволну, которая всегда в волне, как вогнутость в выпуклости. Ни с того, ни с сего эсминец вдруг прислонился бортом к волне и сам собой пошел курсом, перпендикулярным тому, каким несся в уготовленную ему могилу. Закрученные потоки слизали с палубы все, что еще не было стянуто в воду, людей на мостике опрокинуло и разметало, и они, встав на ноги, пересчитали друг друга, начав с рулевого, а затем обзвонили боевые посты, прежде всего — верхние, где, привязанные к креслам, оставались наводчики. Оба прожектора прошлись желтыми щупальцами по палубе, давая мостику видеть следы учиненного погрома. Спасательные плотики и круги, шлюпки, антенны, обвесы, принайтовленный груз для Иоканьги — все снесено. Командир БЧ-5 доложил: резко увеличилась соленость котельной воды.

Доклад этот был каплей, переполнившей терпение мостика, возмущенного сволочным нравом стихий. Мостик решил спасать “семерку” любыми способами…

Не будь этого слепого полета в трехсотметровую глубь моря, не явись щедрое чудо избавления от гибели, на эсминце не додумались бы, пожалуй, до канатной переправы, связывавшей мостик “семерки” с кормою эсминца. Сигнальный фонарь долбил и долбил морзянкой по сереющему обрубку, пока на нем вновь не заработал дизель. Эсминец перестал таиться и осторожничать, эсминец светил всем, чем можно, бояться некого и незачем — решил командир. Ветер — переменного направления и переменной силы, но соответствует десятибалльному шторму, а тот раскачал и смешал подповерхностные воды, на глубине торпедного залпа такая болтанка, что немецкая подводная лодка побоится выпускать торпеды, они могут не выйти из аппаратов. Об авиации и думать не стоит. Освещенный эсминец давал “семерке” понять, что он здесь, рядом, и никуда не уйдет, пока не снимет всю команду…

С кормы метнули бросательный, и на “семерке” вытащили пеньковый трос, протянули его до мостика и закрепили там. На корме эсминца появилась беседка, сиденье со спинкой из парусины, на котором при стоянках в базе за борт опускали краснофлотцев — чистить или красить корпус. Шкив ее навесили на пеньковый трос, теперь беседка с двумя ходовыми концами могла передвигаться по тросу взад и вперед; куда потащат… Тросу не только дали слабину, его еще на полшлага набросили на поднятый ствол кормового орудия, чтоб поворотом и подъемом его регулировать движение беседки».

Из воспоминаний П.И. Никифорова: «Второй способ спасения экипажа оказался неудачным. Обстановка осложнилась. Поскольку в жилых помещениях не было света, машинисты — турбинисты и котельные машинисты, собравшись на верхней палубе, расположились за котельным кожухом. Сидя на палубе, я почувствовал, что корабль медленно кренится на правый борт, и свою тревогу немедленно высказал окружающим. Как оказалось, крен был вызван пресной водой, переливавшейся из бортовых цистерн левого борта на правый по не перекрытой клинкетом магистрали. Это обстоятельство вызвало тревогу и подсказало нам, что надо разжечь котлы, дать тепло и свет в жилые палубы и, самое главное, — откачать из трюмов воду. Без чьих-либо приказаний машинисты — турбинисты, котельные машинисты, электрики и трюмные машинисты разошлись по своим боевым постам и, запустив механизмы, вдохнули жизнь в гибнущий корабль. Одновременно перекрыли клинкеты трубопроводов бортовых цистерн пресной воды.

После неудавшейся попытки спасения личного состава “Разумным” наступила пауза — экипаж “Сокрушительного” не знал, что делать дальше, и пребывал в некоторой неуверенности. Решив пройти по кораблю и посмотреть, что делается в подразделениях, я побывал на мостике и в жилых палубах. В носовом отсеке располагались вещевой склад и кладовые сухой и мокрой провизии. Из открытого вещевого склада можно было брать любое обмундирование — от носков до шубы, — но никто к ним не прикоснулся. Сухую провизионку, где хранились продукты питания, тоже открыли, и я взял булки и консервы. В это время появился матрос из боцманской команды (фамилии не помню), который мне сказал: “Здесь, в мокрой провизионке, под замком находится сто литров водки, сам выгружал. Жаль, что добро пропадает, давай, Петя, собьем замок!” Я с ним не согласился и ушел. Через некоторое время этот матрос все-таки сбил замок и, набрав чемоданчик поллитровок, разнес по кораблю весть о возможности выпить. Некоторые моряки этим воспользовались… Предвидя, что силы могут пригодиться, я выпил граммов сто и хорошо поел. Под срезом полубака играли на баянах и пели “Раскинулось море широко”. Никто из офицеров в происходящее не вмешивался…