– Хм…

– Так что – да, я пошла на это ради любви. Но меня использовали, так же как и тебя. Застегни.

Кошка застегнула ей платье.

Дахут подхватила сумочку и сунула туда Хольмдельский Рог.

– Пошли, – велела она.

– Куда?

– Принять свою судьбу с достоинством.

Спустя несколько минут они уже шагали по улицам.

– Это мой город, – сказала Дахут. – Я знаю его так же хорошо, как знаю собственное тело. Даже лучше, ведь я обладаю памятью всех его королев, вплоть до самой первой, и памятью по женской линии, которая восходит еще дальше – к тем временам, когда все мы ютились в норах и не ведали ни речи, ни огня. Я чувствую, как его жители движутся взад-вперед по моим улицам, поднимаются вверх-вниз по лестницам, входят в здания и выходят из них. Я чувствовала, как ты исследуешь мои высоты и глубины, открытые пространства и потайные уголки, и не могла не смеяться над твоей глупостью: ты думала понять Ис, не понимая меня.

Они прошли мимо аутлета «Coach». Потом мимо павильона «Lamborghini», в витрине которого был выставлен белый, как акула, «авендатор».

– Женщина может любить сразу нескольких мужчин, – продолжала Дахут. – Ты полагаешь иначе, потому что никогда не попадала в подобный переплет, а еще потому, что считаешь своего брата несравненным. Но ты не встречала принца Бентоса. Скажем так, это большая честь для Финголфинрода, что после такого возлюбленного я вообще смогла взглянуть на него, не говоря уж о том, чтобы с ним спать.

– Честно говоря, я стараюсь как можно меньше вдаваться в подробности сексуальных похождений Родди.

– Значит, ты и о нем ничегошеньки не знаешь. И все же, облачившись в доспех своего невежества, надеешься выведать самые потаенные секреты моего города. Поторопись! Времени почти не осталось. Окружающее ничего тебе не напоминает?

Кошка оглядела улицу: «Vera Wang», «Lanvin», «Dolce & Gabbana», «Bottega Veneta», «Louis Vuitton», «Oscar de la Renta». Витрины светились ярче телеэкранов, стены над ними походили на монолитные черные плиты. В переулках толклась туча народу – столько Кошка здесь прежде ни разу еще не видела. На улицы выплескивались все новые толпы, пешеходов становилось все больше. Должно быть, в городе опустели все магазины, офисы и жилые дома.

– Я уже бывала здесь, и не раз. Но тогда магазины выглядели иначе. Как здесь многолюдно!

– Ночью сильнее перехлест из Земи. Не обращай внимания на толпу. Смотри прямо перед собой. Вон те изукрашенные кирпичные арки – Врата Аннигиляции.

Двойную арку украшали изображения морских львов и морских леопардов; каменные осьминоги, обвивавшие щупальцами колонны, слепо таращились на торговый квартал; а к промежуточной опоре был прикован тритон, лицо которого выражало величайшую скорбь.

– За ними – площадь Градлона.

– Но я обошла весь город. Как так вышло, что я никогда не видела этих ворот и не бывала на площади?

– Площадь Градлона – сердце Иса. Прежде я не открывала тебе своего сердца. Но настала пора примириться. Скажи, что прощаешь все то, что я сотворила, а я прощу тебе то зло, которое ты навлекла на меня.

Кошка смолчала.

Лицо Дахут сделалось страшно печальным. Она поднесла ладонь к уголку глаза – быть может, хотела смахнуть упавший локон. А потом…

Кто-то показал на небо:

– Смотрите!

Остальные тоже начали тыкать пальцами: там будто летела ракета, или какая-то странная птица, или жуткая машина.

– Он идет!

Другие показывали не в небо, а на Кошку и бормотали:

– Она здесь.

Стоявшие поближе к ней отпрянули.

Голоса накладывались друг на друга, эхом отражаясь от стен.

Будто ветром повеяло – это вокруг Кошки, со всех четырех сторон, зашелестели шепотки. А потом все пришло в движение, и все устремились в одну сторону. Кошку схватили холодные руки, ее толкали вперед, тянули за собой; если пыталась уклониться – щипали; со всей силы пихали в спину. Как в «Слепом кокатрисе», когда призраки подруг-летчиц тащили ее на сцену. Только на этот раз рук были сотни, и она не могла оказать ни малейшего сопротивления.

Толпа с разгону миновала Врата Аннигиляции. И оказалась на площади, Кошку отпустили. Ошеломленная, она запнулась и остановилась.

Кошка стояла посреди огромного пустого круга, хотя площадь за границей этого круга была так забита народом, что многие выплывали из толпы наверх и усаживались на подоконниках, фронтонах, крышах выходящих на площадь домов – будто голуби. Раньше она не видела, чтобы в Исе кто-нибудь отрывался от земли, и поразилась, до чего это похоже на полет. А ведь все это время она сама могла летать! Но ей ни разу не пришло в голову попытаться, потому что вокруг никто так не делал.

В дальнем конце площади возвышалась гигантская статуя, изображающая древнего эльфийского властителя, плотно облепленная мидиями, губками, сабеллидами, рачками, устрицами, водорослями, корабельными червями, гидроидными полипами и мшанками. Старец восседал на гранитном троне. Лицо у него было свирепое, но глаза оставались закрытыми.

– Отец, – пояснила Дахут, которая каким-то образом оказалась прямо рядом с Кошкой. – Когда он впервые уселся туда, он был не больше, чем ты или я.

По толпе пробежал шепоток, и все лица обратились наверх. Кошка увидела далеко в вышине извивающееся серебристое облачко, очень похожее на живое существо. Облачко по спирали заскользило вниз, увеличилось, ускорилось и превратилось в белого змея из ее сна.

Змей летел быстро, словно локомотив, мчащийся на всех парах к станции. Когда он приземлился на площади Градлона, поднятая им волна взметнула вверх мусор, всколыхнула волосы и одежды. Свернувшись кольцами, змей замер прямо перед королем. А потом совершенно безо всякой спешки превратился в мужчину, прекрасного, будто статуя, и совершенно обнаженного. Поднятые волны чуть покачивали его член.

Покраснев, Кошка отвела глаза. А потом решила, что излишняя чувствительность не пристала офицеру и леди, и заставила себя поднять взгляд. Стоявшая рядом Дахут пробормотала:

– Узри же того, кого высвободила твоя песня. За этот миг я почти готова тебя простить.

Из толпы вышел Финголфинрод и приблизился к незнакомцу.

– Принц Бентос, сын Лира, наследник Змея Океануса из рода Понта, Великий Морской Владыка, – сказал он, – приветствую тебя.

– Благодарю. – Величавый принц оглянулся, увидел Дахут и протянул ей руку. – Любовь моя.

Несмотря на всю свою неприязнь к Дахут мерк-Градлон, Кошка затаила дыхание – она ждала, что же после стольких веков разлуки ответит Дахут возлюбленному, тому, ради которого отринула достоинство, репутацию, свой город. Такой страсти не испытывал никто и никогда. Поэтому Кошку охватило величайшее разочарование, когда Дахут подошла к принцу Бентосу и сказала: