Поэтому все, что я еще могу написать о Принце — это будет послесловие и авторский комментарий, а сама история закончилась тогда в лодке запомнившейся на всю жизнь фразой Николая Николаевича:

— Вот видишь, на что я вынужден тратить свой законный отпуск, — укоризненно сказал он.

Боковым зрением я увидела, как метнулась вон из лодки тень Георга.

— Между прочим, в нейтральных водах тебя ждут сторожевики. Если хочешь до Таллина добраться на них, то я тебя не задерживаю…

Возвращалась я в Москву с Николаем Николаевичем.

Только не в «черном воронке», как мне казалось в первые минуты, а в том же спальном вагоне того же поезда. Правда, в другом купе…

Самые необыкновенные и загадочные вещи порой разъясняются довольно просто. Так было и в моем случае. Оказалось, что Гера «стучал» с первой минуты его знакомства с Принцем. Он «стучал» и до него, на других.

Поэтому никто не трогал девиц, которые приходили к нему на квартиру Принца, когда он там дежурил, играя роль двойника. Поэтому легко удавались все фокусы с переодеваниями. Он просто был профессиональный стукач. Его еще в институте приловили на какой-то неблаговидной истории с девчонками. Тогда с этим делом было строго. Ему грозило исключение из института, а заодно и из комсомола.

Выручил его хороший парень из комитета комсомола, свел со своим старшим другом, который и завербовал его, заставил подписать «стандартную бумажку» в обмен на институт, комсомол и, в общем, на всю дальнейшую благополучную карьеру. Какое счастье, что мне в свое время удалось увильнуть от подобной «стандартной бумажки»…

Все наши свидания с Принцем были заранее известны, все письма были прочитаны, сфотографированы и копии хранились в отдельной толстой папке. Можете себе представить, что они там прочли! Долгое время от этой мысли у меня вся кровь бросалась в лицо.

А те два «топтуна» на серой «Волге» были просто для отвода глаз и чтобы Принцу жизнь медом не казалась. К тому же было прекрасно известно, что все иностранные корреспонденты имеют обязательное сопровождение. Если бы у Принца его не было, он начал бы проявлять ненужное беспокойство по этому поводу.

Обычно все донесения Геры так или иначе попадали на стол к Николаю Николаевичу. Когда в них впервые промелькнуло мое имя, Николай Николаевич замкнул всю информацию на себя. То есть Гера звонил и приносил нашу почту лично ему.

Когда же мы после печального похода во Дворец бракосочетаний как бы перешли в разряд официальных жениха и невесты, Николай Николаевич слегка расслабился и позволил Гере в случае своего отсутствия докладывать заместителю. То роковое письмо с планом перехода через границу попало в руки заместителя.

Разрабатывая операцию по предотвращению моего бегства, Николай Николаевич предложил не беспокоить перебежчицу до последнего момента и задержать ее в нейтральных водах, чтобы она (то есть я) не могла отвертеться, так как трудно обвинять человека в переходе государственной границы СССР, пока он эту границу не перешел.

Зачем вести нашу подопечную от самого дома, сказал он, если мы и без того прекрасно знаем, в какой точке Финского залива она окажется в известное время.

Его план был принят. Пограничникам было дано указание беспрепятственно пропускать меня с проводником на всем пути следования до нейтральных вод. А там меня ждали три сторожевых катера. Акустики и локаторщики внимательно ловили каждую тень, каждый шорох на море. Мимо них и утка бы не проплыла незамеченной.

Осенний туман, которым, как обычно, хотели воспользоваться рыбаки, в данном случае сыграл бы на руку пограничникам. Они стояли бы в нужном месте с выключенными двигателями и, невидимые и неслышимые в тумане, на экранах своих локаторов видели бы все наши маневры.

Утвердив план операции, Николай Николаевич спокойно ушел в отпуск. Тамара тем временем ждала его в санатории «Россия» в Сочи.

Все это он рассказал мне в поезде «Таллин — Москва».

Выслушав его, я спросила:

— А что же теперь со мной будет?

— Ничего. Придумай на всякий случай, где ты была эти три дня…

— Что я скажу Принцу? Ведь он до сих пор ждет меня в Эвертурнео.

— Он совсем не глупый человек, значит, наверняка уже названивает тебе из этого шведского Мухосранска. Когда ты приедешь — первый звонок будет его. Скажи ему правду… Только не всю. Скажи, например, что человек, который тебе обещал принести билет к Большому театру, в последний момент тяжело заболел и попал в больницу. Что теперь во можности пойти в Большой у тебя нет. Так что на «Лебединое озеро» ты пойдешь только с ним, когда он за тобой приедет. Он все поймет.

— А что будет с теми людьми, которые хотели мне помочь?

— А кто это такие? — удивленно поднял свои густые брови Николай Николаевич. — Я их не знаю. И никто не знает. Мало ли рыбацких лодок на мысе Тахкуна, которые могли бы перевезти тебя через Финский залив… Вот если б тебя поймали, то размотали бы всю цепочку…

— А мое письмо? Оно ведь было. От него я отказаться не могу.

— А что письмо? Бумага терпит. Мало ли что ты могла написать. Государственных секретов ты никому этим письмом не передавала, заведомо клеветнических измышлений не распространяла, за что же тебя наказывать? Да, у тебя были какие-то туманные намерения, но ты от них решительно отказалась. И можешь даже заявить об этом своему Принцу. Ты так и скажи ему по телефону, что, мол, отказываешься от всех попыток пойти в Большой театр без него. Мол, мне будет приятнее смотреть балет по билетам, приобретенным официально на валюту в Интуристе, а не по купленным у какого-то криминального элемента. Он тебя поймет. Да и мне будет что сказать начальству в свое оправдание. Мол, она сама передумала. Буквально в последнюю минуту.

— Спасибо, — сказала я.

— Пожалуйста, — усмехнулся он. — Только не говори больше, что именно я тебе испортил всю жизнь. Ты ее портишь сама… Скажи, пожалуйста, — он покосился на мой чемодан, лежащий на верхней полке, — а что у тебя там? Если не хочешь — можешь не показывать… Мне просто интересно, что берут с собой люди, уезжающие навсегда.

— Достань, — сказала я без лишних разговоров.

Он достал чемодан. Я открыла его и стала извлекать все, что там было, предмет за предметом: свадебное платье, которое я решила взять вопреки всему, шкатулку с бабушкиными и своими украшениями, дедушкин подстаканник, конверт с документами, альбом с семейными фотографиями, пачку писем от Принца, мою театральную сумочку с косметикой и прочими женскими мелочами. Больше в чемоданчике ничего не было. Ключи от дома лежали у меня в кармане пальто.

— Ну, ничего, — вздохнул Николай Николаевич. — Твой Принц обязательно за тобой приедет…

Никто в Москве моего отсутствия не заметил… Было даже обидно, когда я позвонила Татьяне и она со мной разговаривала как будто ничего и не произошло.

«Замужняя подруга — отрезанный ломоть», с горечью подумала я.