– Уже проделывала подобный трюк? Девушка, вас точно зовут Отем?

Она рассмеялась.

– Более или менее.

Мы вошли в главный зал библиотеки и остановились, пораженные, рассматривая высоченные пилястры, вознесшийся на немыслимую высоту потолок, расчерченный кессонами – в центре каждого кессона красовался цветок.

Вдоль стен стояли книжные шкафы, заполненные старинными книгами, и в зале витал едва уловимый запах старой бумаги. Два ряда деревянных столов протянулись до конца зала, на каждом столе стояли лампы с зелеными абажурами. Зал был залит приглушенным золотистым светом, за огромными окнами темнела ночь.

– Какая красота, – прошептала Отем.

– Неповторимая красота, – согласился я, не сводя с нее глаз.

Мы медленно двинулись по центральному проходу, любуясь мраморными бюстами и старинными светильниками. Нас никто не беспокоил.

– Напоминает мне нашу первую встречу, – сказала Отем. – В библиотеке Амхерста. Сначала ты был так холоден со мной, пытался меня уязвить.

– Ты мне понравилась, – выпалил я. – С первого взгляда.

Она улыбнулась, подошла к полке с книгами, вытащила старинный том в кожаном переплете, открыла его и перевернула пару страниц.

– Ты читал Айн Рэнд и сравнил чувства с миндалевидными железами.

– Верно, но сначала я читал не Рэнд, – заметил я, чувствуя ком в горле. – Я читал Уитмена.

Отем уставилась на меня.

– О, боже… Ты прав. Ты читал…

– Стихи, – проговорил я. – Я читал стихи.

Рот девушки слегка приоткрылся, она снова обвела взглядом читальный зал.

– Точно. И ты тоже мне понравился. А потом…

Потом появился Коннор, и наши жизни разошлись – каждый пошел своей дорогой, через темные леса, в которых, казалось, просто невозможно выжить. Однако все тропинки вели к этой минуте, они создали этот миг, и сейчас передо мной стояла эта прекрасная девушка, а моя душа снова обрела способность любить, хоть мое тело и было покалечено.

– Я не стал бы ничего менять, – даже если бы мог изменить прошлое, – сказал я, беря Отем за руку. – Ничего.

– И я тоже. – Отем поставила книгу обратно на полку. Ее глаза сияли. – Пойдем.

Мы вышли из библиотеки во внутренний двор: там находился фонтан, на котором замерла в танце грациозная статуя. Вдоль широкой дорожки зеленела трава, здание библиотеки было озарено прожекторами.

И мы были одни.

Я покатил свое кресло, и Отем зашагала рядом со мной; мы обошли вокруг фонтана. Подсвеченная снизу вода переливалась золотым и синим, эти отсветы отражались в глазах Отем.

– Иди сюда, – сказал я.

Отем присела мне на колени и обхватила меня за шею.

– Просто идеальный вечер, – сказала она, перебирая мои волосы. – Всё в нем чудесно. И я люблю тебя. Миллион раз я представляла себе, каково это – любить кого-то так сильно. Прежде у меня и близко не было ничего подобного. Никогда.

– У меня тоже, – сказал я. – Не думал, что мне выпадет такое счастье. И не думал, что смогу сделать другого человека таким счастливым.

– Я счастлива, и это твоя заслуга.

Я сунул руку в карман пиджака и достал коробочку, обернутую листом бумаги, на котором было написано стихотворение.

Отем прижала ладонь к губам.

– Знаю, ты говорила, что красивые слова ничего не значат, если за ними не стоят настоящие чувства. – Я вложил коробочку в руку Отем. – И подумал: а что, если обернуть красивыми словами кольцо…

Отем нервно рассмеялась, развернула лист бумаги дрожащими пальцами. Я наблюдал, как она читает стих, надеясь по ее лицу угадать момент, в который мои слова достигнут ее сердца. В ее глазах заблестели слезы, потекли по щекам, а когда она дочитала, то без лишних слов положила листок себе на колени и крепко меня обняла.

– Ты даже не посмотрела на кольцо, – хрипло проговорил я.

Отем выпрямилась, утерла мокрые щеки.

– Одних этих слов было бы достаточно.

– Я хочу дать тебе больше. – Я открыл коробочку и показал Отем выполненное под старину кольцо, украшенное маленьким бриллиантом. – Отем… Ты выйдешь за меня замуж?

Она смотрела на колечко, и меня охватили сомнения, но они рассеялись, стоило мне увидеть свое отражение в ее глазах.

– Да, – прошептала Отем, потом сделала глубокий вдох. – Да, Уэстон. Больше всего на свете я хочу стать твоей женой. Ничего другого мне не нужно, только ты.

Я так торопился поцеловать Отем, что едва не выронил кольцо на траву. Я целовал свою любимую, чувствуя соленый привкус ее слез – или это были мои слезы? Своим поцелуем мне хотелось навечно запечатать свое обещание – любить Отем до конца жизни.

Она держала листок со стихом в правой руке, пока я надевал кольцо на ее левую руку. Оно плотно обхватило ее тонкий палец и заискрилось в свете огней фонтана.

– Это потрясающе, – пробормотала Отем. – И это… – Она посмотрела на листок. – Это…

– Лишь малая толика моих чувств.

Я сжал ее лицо в ладонях и большими пальцами погладил скулы.

– Отем, – сказал я. – Мне столько нужно тебе сказать.

Как-то раз Изабель просматривала мои книги. Разумеется, ей пока не позволено их читать, но она всей душой за них болела, как художник и как человек, глубоко заботящийся о социальных проблемах, разнообразии и всеобщем единстве.

Изабель спросила меня:

– У тебя есть не белые персонажи?

Есть, сказала я.

– У тебя есть персонажи-инвалиды?

Я ответила, что написала книгу, один из героев которой слеп.

– А как насчет инвалидной коляски? И история не должна быть ТОЛЬКО о том, что герой в инвалидном кресле. Он просто есть.

Я ответила, что такого персонажа у меня нет. И тогда Изабель так на меня посмотрела… Этот взгляд ясно говорил: «Давай, мама. Принимайся за работу».

У меня уже была идея для книги, вдохновленная Сирано де Бержераком. В пьесе Сирано считает, что не достоин любви из-за своего физического недостатка (большого носа). Я планировала создать своего Сирано, который полагал, будто не достоин любви из-за своих внутренних демонов. Когда Изабель подала мне идею персонажа в инвалидной коляске, я не сразу поняла, что это Уэстон.