— Время процесса назначено, — говорит коротышка. — Его будет судить трибунал.

— Военный суд? Но при чем здесь армия?

— Акт военной агрессии. Такова формулировка. Процесс состоится через неделю. Я сделал все, что было в моих силах, чтобы оттянуть сроки, но увы. Кто-то у вас проболтался. Журналисты взялись за дело. Американский союз защиты гражданских прав поднял крик. Неправомерное задержание, длительное одиночное заключение, предположительно допрос с применением насилия и прочая ерунда. Вся эта правозащитническая чушь.

— Ну не зря же приняли Патриотический акт, — ухмыляется Высокий Человек.

— Передо мной вам как раз не надо отчитываться в своих действиях. Просто имейте в виду: вся информация, которую вы вытянули из обвиняемого, мигом превратилась в неприемлемые для суда доказательства. Вы ведь даже не предложили ему воспользоваться услугами адвоката.

— Никто и не собирал никаких доказательств для суда.

Август переводит глаза с Высокого Человека на Джереми, а потом оглядывается на открытый чемодан на полу, где лежат сверкающие инструменты.

— Ну, тогда надеюсь, что вы тут хоть повеселились. Однако теперь веселью конец. СМИ собираются сделать из него мученика.

Высокий Человек отходит к противоположной стене и отворачивается к ней, словно перед ним окно, из которого открывается захватывающий вид.

— Интересно, — многозначительно говорит он, — кто проболтался прессе?

Но Август как будто и не слышит. Поддернув брюки и крякнув от усилия, он усаживается на складной стул напротив Джереми.

— Завтра ему предъявят официальное обвинение по одиннадцати пунктам. Это все, что я знаю. И перевезут в тюрьму для особо опасных преступников в Колорадо.

— А еще мне интересно, — хмыкает Высокий Человек, по-прежнему уткнувшись лицом в стену, — как так получилось, что процесс совпал по времени с выборами? Очень интересно. Весьма.

— Ну, в жизни вообще много интересного. Вот, например. — Август оглядывает содержимое чемодана и задумчиво шевелит пальцами. Его рука напоминает паучью лапу. Наконец Ремингтон берет скальпель, взвешивает его в руке и улыбается Джереми. — Вы позволите?

Когда Клэр включает ноутбук, она всегда первым делом просматривает новости о Республике и Сопротивлении. Время от времени появляются сообщения о вездеходе, подорвавшемся на самодельном взрывном устройстве, или о смертнике, пронесшем бомбу на заставу американцев. Девушка всегда медлит, замирает с рукой на мышке: ей страшно прокручивать страницу вниз и смотреть номер батальона. И каждый раз, проверив фамилии погибших, она облегченно вздыхает.

Сегодня Клэр не медлит. Она сидит в дальнем углу библиотеки, и никакие сомнения ее не гложут. Что написано в статье, девушка понимает, едва взглянув на заголовок. Белые буквы на красном фоне в самом верху страницы кричат: «Экстренные новости: глава Сопротивления обвиняется по одиннадцати пунктам».

Ну что же, почитаем. «Сегодня в Денвере было предъявлено обвинение Джереми Сейберу. Предполагается, что именно он стоит за массовыми убийствами в самолетах третьего августа и за взрывом на центральной площади Портленда. Сегодня его обвинили по одиннадцати пунктам, в том числе: в заговоре с целью использования оружия массового поражения, в использовании оружия массового поражения, в убийстве при помощи взрывчатых веществ, в убийстве при отягчающих обстоятельствах.

С ноября прошлого года Сейбера содержали в федеральной тюрьме в Сиэтле, штат Вашингтон, где его систематически допрашивали. Федеральные агенты хранили его арест в тайне, ссылаясь на Патриотический акт. Их действия подверглись жесткой критике после того, как пресса получила информацию из анонимного источника. Осведомитель утверждал, что Сейбера якобы подвергают пыткам (в том числе — водой и голодом), а также на протяжении многих месяцев держат в заключении в одиночной камере. Американский союз защиты гражданских прав подал в суд на ФБР и Управление по контролю за оборотом алкогольных напитков, табачных изделий и огнестрельного оружия. Союз также обвинил службы безопасности в нарушении прав человека, включая неправомерное удержание под стражей без предъявления обвинения.

Сейбера недавно перевезли в Колорадо, там он предстанет пред трибуналом в городе Форт-Коллинз. Постановление военного суда, даже в случае вынесения смертного приговора, не подлежит апелляции. Решение о передаче Сейбера военным вызвало удивление и даже негодование общественности. Федеральные власти отказались от комментариев и сообщили лишь, что руководители Министерства обороны сочли нападения на самолеты и взрыв на площади в Портленде актом военной агрессии».

В глубокой задумчивости, опустив голову и надвинув на глаза капюшон, Клэр выходит из библиотеки. После взрыва в Портленде в новостях промелькнуло несколько статей об облавах и арестах, но ФБР запретило публиковать фамилии, якобы из соображений безопасности. Были и другие теракты: прямо посреди шествия во время рождественского парада взорвалась машина, а в методистской церкви десятигаллонная пластиковая канистра, наполненная дизельным топливом и моющим средством, превратила все вокруг в пылающий ад. Но самым разрушительным и самым страшным все же стал взрыв на Пайонир-Кортхаус-сквер. Там было больше всего погибших, и несколько телекамер засняли трагедию от начала до конца, поэтому зрители по всей стране могли сполна прочувствовать, чту именно испытали жертвы, когда фургон вдруг разорвало на куски и вспыхнула рождественская елка.

К тому времени Клэр с Мириам уже перебрались из лесного коттеджа в съемную комнату над баром, который назывался «Усталый путник». За жилье каждую неделю платили наличными. Мириам заявила, что ей надо кое-что раскопать, и уехала. Клэр осталась на несколько дней одна. Тетя запретила ей выходить, и девушка сидела в комнате и смотрела по телевизору рождественские фильмы, любовалась падающим за окном снегом, прислушивалась к доносившейся снизу из бара музыке и волновалась, как там Патрик.

Наконец Мириам вернулась. Она стояла в дверях, а на ее волосах таяли снежинки. Сказала, что это Джереми. Арестовали именно Джереми.

— Его одного?

— Да, его одного.

— Но как такое может быть?

— Кто-то позвонил федералам со скрытого номера. Имени своего не назвал. Когда они окружили явку, там был только Джереми.

— Это Пак. Больше некому.

— Пак мертв. — Мириам закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.

Клэр спросила, что она собирается делать, но тетя в ответ лишь покачала головой:

— Ничего тут уже не поделаешь, Джереми сам заварил эту кашу. — И она сердито заперла дверь на замок.

Именно с этого момента Мириам и перестала что-либо рассказывать племяннице. Раньше Клэр чувствовала себя рядом с ней просто школьницей, теперь же — изнеженной деточкой, которую добрая тетушка оберегает от тягот жизни. В следующие несколько месяцев они ездили по кредитным союзам и банкам, снимали и переводили со счета на счет деньги, переехали из комнатки над баром в квартиру в Портленде, Мириам договорилась о зачислении Клэр в колледж Уильяма Арчера. Они приобретали книги и ходили по спортивным магазинам, ели кебаб из свинины, купленный с фургона у корейских торговцев, бродили по заповеднику Форест-парк. Стояли под дождем возле памятника, воздвигнутого на той самой площади возле здания суда. И на протяжении всего этого времени, что бы ни спрашивала Клэр у тети, та в ответ лишь неизменно пожимала плечами и говорила: «Не бери в голову, я все улажу».