– Это мой первый и, скорее всего, последний опыт общения с торговым автоматом, – с оттенком сухой иронии ответил он.

Он подождал, пока она заберет монеты, и, когда они направились к стеклянным витринам, закрывавшим тарелки с едой, сказал:

– Итак, что ты мне порекомендуешь – макароны с сыром или вареные бобы со шпинатом и сливками?

– Невкусно и то, и другое, – сказала Лео. – Я до отвала наелась этого счастья, когда только приехала в Нью-Йорк, так что кому еще разбираться в них, как не мне? Кстати, еще и поэтому я уверена, что мы не встретим здесь никого из своих знакомых.

– Но кофе-то выпить можно?

– Он здесь тоже ужасный. Но я все равно возьму себе чашку. – Лео сунула пятицентовую монетку в щель, повернула рукоятку, подняла стеклянную крышку и забрала свой кофе. Эверетт последовал ее примеру. Они нашли свободный столик за рядами с несъедобными блюдами и сели.

Лео про себя даже подивилась тому, как легко у них завязался разговор. Оба, похоже, не испытывали ни малейшей неловкости. Совсем не так, как вчера вечером. Ну и слава богу. Если она сумеет поддерживать беседу в столь же непринужденной манере, то он, быть может, простит ее и даже захочет, чтобы Алиса стала их общим ребенком.

– Как у тебя дела? – осведомился Эверетт. – Я читал, что твое выступление в Йельском клубе имело большой успех.

– Ты имеешь в виду ту самую речь, в которой я призвала всех присутствующих в зале мужчин позволить своим женам тратить как можно больше денег на губную помаду?

Эверетт рассмеялся.

– Да, ту самую. Я всегда знал, что та женщина, с которой я познакомился в дождливую ночь в гостинице, когда-нибудь станет выдающейся личностью.

Неужели он действительно сказал это? Она взглянула на него и вдруг почувствовала, как ее охватило желание. Она пожалела, что не может перегнуться через столик и ослабить узел его галстука, расстегнуть верхнюю пуговицу у него на рубашке, услышать, как у него перехватит дыхание, и убедиться в том, что он хочет ее так же сильно, как и она его. Но она не могла этого сделать.

– Прости меня. – Лео взялась за свою сумочку. – Мне не следовало приходить сюда. Я разрушаю тот хрупкий мир, который мы с тобой смогли обрести.

– Что до меня, то я не обрел никакого мира, – сказал Эверетт, глядя на нее. – А ты?

– Ты обрел его. Вместе со своей дочерью.

Эверетт кивнул.

– Да. И мы с тобой встретились, чтобы поговорить о ней.

– Пожалуй, я возьму себе еще кофе.

– Лео, – проговорил Эверетт голосом, которого ей так недоставало, – не тем резким тоном, как вчера вечером, а другим, словно нежно проводя рукой по ее обнаженной спине. – Ты еще не выпила этот.

Лео обвела взглядом торговый зал, на мгновение задерживаясь на сонных лицах тех, кому пришлось подняться ни свет ни заря, кто не мог позволить себе позавтракать в другом месте, и их тарелки с застывшей готовой едой – и поняла, что не сможет рассказать ему здесь то, что собиралась.

– Идем со мной.

Эверетт последовал за ней наружу, и они молча зашагали по Бродвею, оставляя позади квартал за кварталом, пока не дошли до Чайнатауна. Лео свернула на Канал-стрит, которая встретила ее запахами рыбных лавок, лотков с едой и неистребимым ароматом благовоний. Здешние обитатели уже проснулись, хотя было еще очень рано. В крики лоточников вплетался голос Джуди Гарленд, напевающей «Где-то над радугой», который, словно обещание, выплывал из раскрытых дверей одного из домов.

– Что мы делаем? – поинтересовался наконец Эверетт.

– Это здесь, – коротко ответила Лео.

Она первой пошла по проезду, петлявшему между многоквартирными домами и фасадами в классическом греческом стиле, перечеркнутыми черными полосами пожарных лестниц, похожих на разобранные рельсы на дороге в никуда. Они подошли к очередному лестничному пролету, и Лео стала спускаться по нему.

– Это бар, в который я иногда заходила выпить, – вместо объяснения сказала она.

Эверетт остановился на нижней ступеньке, обводя взглядом величественную комнату, стены которой были задрапированы шелком с золотыми нитями. С потолка свисали бумажные фонарики, тихонько раскачиваясь на сквозняке, который пробрался вслед за ними в открытую дверь. Столы и стулья были покрыты черным лаком, а вдоль барной стойки стояли восточные фарфоровые вазы с распустившимися пионами. За столиками кое-где еще сидели люди, будучи, очевидно, не в силах поверить, что уже наступило утро и что им пора расходиться по домам. Лео присела за столик.

К ним подошла официантка, готовая принять заказ, словно с их стороны было вполне естественно зайти в бар в половине седьмого утра, и именно поэтому Лео и пришла сюда. По собственному опыту она знала, что подогретое рисовое вино было достаточно крепким, чтобы опалить кому-нибудь брови, и потому она с улыбкой наблюдала, как Эверетт взял свой бокал, одним махом осушил его и скривился, когда жидкий огонь обжег ему пищевод. Лео расхохоталась.

– Мне следовало предупредить тебя, – сказала она, опрокинув внутрь свой бокал и поморщившись, когда он опалил ей нёбо. – Проклятье, первый стакан всегда идет хуже всего.

Эверетт тоже рассмеялся, а потом ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу. Он провел рукой по волосам, и Лео поняла, что поступила правильно. Она сможет сказать ему то, что должна, в таком вот месте, где Эверетт похож на ее Эверетта, а не на представителя клана Форсайтов, который женился на Матти.

– Еще по одной? – предложила она. – Теперь пойдет легче, обещаю.

– Если так, то почему нет?

Официантка налила им еще по одной порции. На сей раз они чокнулись бокалами, и Эверетт сказал:

– Один, два, три, – после чего они выпили вино одновременно.

– Вот так-то лучше, – заметила Лео. – Теперь я смогу рассказать тебе все.

– Какими бы ни были твои новости, вряд ли они будут хорошими, если для подготовки понадобилось такое крепкое вино.

Лео заговорила, задумчиво крутя в пальцах ножку бокала.

– Помнишь, ты говорил мне, что Алиса не твоя дочь? Что Матти забеременела от кого-то еще?

Эверетт медленно кивнул.

– Я пытался угадать, что ты мне скажешь, но не ожидал ничего подобного. Отвечая на твой вопрос – да, помню.

– В день моей свадьбы Фэй поделилась со мной совершенно иной версией этих событий.

Эверетт подозвал официантку.

– Если то, что ты собираешься мне рассказать, касается Фэй, то мне надо выпить еще.

– Хорошая мысль, – согласилась Лео, понимая, что уже через двадцать минут она будет совершенно пьяна, и это, пожалуй, только к лучшему. Она быстро допила свой третий бокал. – Фэй рассказала мне о том, что Матти никогда не была беременна. Она все это выдумала, чтобы вынудить тебя жениться на ней, и воспользовалась подушками и подкладками, чтобы ты ни о чем не догадался. А вот Фэй действительно была беременна. Она отдала своего ребенка Матти. Фэй утверждала, что Алиса – ее дочь.