Эмма лезет в карман и достает выцветшую фотографию.

— Вот. — Я вижу молодую и стройную Лизбет. Она стоит у ворот парка Голден-Гейт, рядом с ней Джейк с младенцем на руках. Болфаур улыбается. Лизбет — нет. Оба щурятся от солнца.

Из моих легких как будто внезапно выдавили весь воздух.

— Где ты это взяла?

— Мама дала. — Она отнимает у меня фотографию и прячет обратно в карман.

— Когда?

Эмма жмет плечами — видимо, разговор ей наскучил.

— Не помню…

Пытаюсь понять смысл всего этого. Помню слова Джейка, сказанные в тот вечер, когда его бывшая сначала с такой помпой появилась на пресс-конференции, а потом у него дома. «Она спросила, что будет, если Эмма найдется… нельзя ли нам сделать еще одну попытку и создать семью».

— Ты виделась с ней несколько раз?

— Да. Но недолго. — Эмма прикусывает губу, как будто пытается решить, говорить или нет. — Сказала, папа скоро приедет и все будем жить вместе. Но он так и не приехал.

Столько вопросов. Была ли в тот день Лизбет на Ошен-Бич? При чем тут Тедди и Джейн? Каковы были их планы? Как они обращались с Эммой?

— Помнишь, когда мы с тобой в последний раз гуляли вместе? — спрашиваю. — Помнишь, как искала на пляже морских ежей?

— Ну да, — отвечает Эмма, отворачивается и прижимается лбом к стеклу.

— Ты можешь рассказать, что случилось в тот день?

— А можно мне гамбургер на ленч?

— Конечно.

Я многое хочу узнать, пытаюсь сложить все фрагменты воедино, но Эмма устала от разговора. Что-то в том равнодушии, с которым малышка пропускает вопросы мимо ушей, вселяет в меня надежду. Исследования показывают, как быстро дети адаптируются. У них есть удивительная способность восстанавливаться после травмы. Несмотря на длительное приключение, Эмма осталась прежней — упрямой девчонкой, которая беззастенчиво выражает свои пожелания. Болтает ногами, а потом замирает, сложив руки на коленях и глядя прямо перед собой. На ее лице слегка удивленное выражение. Автобус трогается с места. Раздается дребезжание стекла: пассажиры открывают окна, пытаясь спастись от жары.

— Хочу пить, — говорит Эмма через несколько минут.

Достаю из сумки бутылку с водой. Вода теплая, но ребенок выпивает ее в один присест.

— Мне надо в туалет.

Туалет всего в паре шагов от нас, но я иду вместе с ней и стою за дверцей. Капризница выходит и делает гримасу, зажимая пальцами нос. Это ничего не значащий жест, очень распространенный среди детей, и тем не менее меня захлестывают эмоции. С Эммой все в порядке. Она жива.

Приезжаем в Сан-Хосе в четыре часа. Останавливаю такси и прошу водителя отвезти нас в самую лучшую гостиницу. Должно быть, у него свои представления о «самом лучшем», поскольку привозит к неприглядному мотелю в десяти минутах езды от автовокзала. Дежурный — подросток в черной рубашке — болтает с Эммой по-испански, пока я заполняю регистрационную карточку. Одной рукой держу ручку, а вторую не снимаю с плеча Эммы. Расплачиваясь за номер, понимаю, что оставила сумку и фотоаппарат в Куэпосе. Абсолютно об этом забыла. Не важно — у меня есть деньги и паспорт. А остальное пришлют.

Стоя перед дверью номера, долго вожусь с ключом, висящим на массивной цепочке. Вхожу и задергиваю занавески. В комнате пахнет сигаретным дымом. Есть крошечный телевизор, кресло и две лампы. Над кроватью висит дешевая картинка, изображающая Дикий Запад. Эмма садится на стул у окна и включает кондиционер. Усилием воли заставляю сохранять дистанцию, подавляя порыв заключить девочку в объятия и изо всех сил прижать к себе.

— Где папа?

— Сейчас ему позвоню.

Руки трясутся так, что с трудом удерживаю трубку. Вспоминаю тот вечер в ресторане «Шале» много месяцев назад, когда трубка вываливалась из моих пальцев. Тогда я медлила, прежде чем набрать номер Джейка. Знала, что должна позвонить и сказать правду. Знала и понимала — после звонка обратного пути не будет.

Теперь все перевернулось. И все-таки я медлю, хочется оттянуть этот момент. Я потеряла Эмму и нашла, она в комнате, рядом со мной. Мгновение незамутненного счастья. И очень не хочется его нарушать. За одну-единственную секунду на Ошен-Бич я разрушила жизнь Джейка; в течение долгих месяцев наблюдала за тем, как она разваливается на куски. И теперь, через несколько минут, даже секунд, все верну на свои места.

Набираю его домашний номер. Нет ответа. Звоню на мобильник. Снова ничего.

— Перезвони мне, — каждый раз говорю. — Это очень важно.

Мне стыдно за то облегчение, которое испытываю, когда Болфаур не берет трубку. Стыдно за радость при мысли о том, что время еще есть. Несколько лишних минут наедине с Эммой. Она тихо сидит в кресле и разглядывает свои ноги. На подоле пятно от кетчупа.

Кетчуп… Кетчуп… Я ведь ее не покормила. Как можно было забыть об этой первой и самой насущной потребности?

— Ты, наверное, хочешь есть?

Девочка энергично кивает.

В сумке обнаруживается сырное печенье, шоколадный батончик и банан. Выкладываю все это на маленький столик, наливаю воды в пластмассовый стаканчик.

— Потом покормлю тебя как следует. Честное слово.

Вытряхиваю содержимое бумажника на кровать и роюсь среди разноцветных купюр, квитанций и визиток, пока не нахожу телефон, который дал Ник Элиот.

— Посольство США, — говорит бесполый голос.

— Мне нужен Уиггинс.

— Минуту.

Раздается щелчок.

— Уиггинс ненадолго вышел, — сообщает автоответчик. — Оставьте сообщение, и я вам перезвоню.

— Меня зовут Эбби Мейсон, — говорю. — Ник Элиот пообещал, что объяснит вам мою ситуацию. Пожалуйста, перезвоните как можно скорее. Это срочно. Дело касается Эммы Болфаур. Я нашла ее. Мы находимся в мотеле «Вилла Гранде», в Сан-Хосе, номер двести двадцать один. Это очень срочно.

Эмма доела печенье и теперь уплетает батончик. Ест быстро, не поднимая глаз и почти не жуя. На подбородке осталось пятнышко от шоколада. Смотрю на нее, и до меня медленно доходит: девочка здесь, жива и в безопасности. Загорела, волосы посветлели, стала выше и похудела, но это Эмма. Я подхожу к ней, и когда я касаюсь ее лица, она не вздрагивает, но и не тянется ко мне — просто замирает с набитым ртом.

— Детка, с тобой все в порядке?

— Да.

Маленькая путешественница подносит руку к лицу. Сарафан приоткрывает ноги. Боже, какая худенькая.

Бережно обнимаю Эмму.

— Ты в безопасности. Мы отвезем тебя домой.

Сначала кажется, что она снова собирается заплакать, но кроха всего лишь уклоняется от объятий и спрашивает: