Без неприметного следа

Мне было б грустно мир оставить.

Будто назначено мне было странствовать по следам былой жизни избранницы поэта: Знаменка, Полотняный Завод, Москва, Ярополец, Лопасня, Бродзяны, Калуга, Михайловское, Бонн, Петербург, Ницца… Время и люди сохранили почти все места, любимые Наталией Гончаровой и связанные с ее именем.

Стоит в тамбовской Знаменке, в окружении вековых лип, фамильный особняк Загряжских-Строгановых, где появилась на свет маленькая Таша.

Как и прежде, смотрится в воды калужской речки Суходрев возрожденный из руин дворец в Полотняном Заводе, хранящий память детских и юношеских лет Таши Гончаровой.

Все так же мощно вздымается в московское небо купол храма Большого Вознесения, где над Наталией Гончаровой и Александром Пушкиным держали брачные венцы.

Своей, уже музейной жизнью живет на Старом Арбате ее первый семейный дом, порог которого она переступила в феврале 1831-го, вернувшись после венчания с поэтом.

Обрела музейный статус и дача Китаевой в Царском Селе, стены которой помнят счастливые летние месяцы Натали Пушкиной.

Восстановлен разрушенный в военное лихолетье дворец Загряжских-Гончаровых в Яропольце, где гостила у матери Натали с детьми и где бывал поэт.

Возрождена к новой жизни подмосковная усадьба Лопасня-Зачатьевское, ставшая родовым гнездом для детей, внуков и правнуков поэтической четы.

По старому адресу, известному всей России — набережная Мойки, 12, — стоит дом в Петербурге, где Наталия Пушкина жила вместе с мужем, детьми, сестрами и где все сулило долгую и счастливую жизнь, так внезапно оборвавшуюся с гибелью поэта.

Уцелел в годы разрушительной Второй мировой и старинный замок в Бродзянах — в Словакии, куда Наталия Николаевна с семьей приезжала к своей старшей сестре Александре и где каким-то чудом в дверном проеме гостиной, на косяке, сохранилась отметка ее роста.

И великолепная набережная в Ницце, по которой Наталия Николаевна, больная и постаревшая, но все еще сохранившая отсвет былой красоты, совершала вечерние прогулки, мало чем изменилась с тех давних пор. Нет разве что московского дома Гончаровых на Большой Никитской, куда приходил свататься поэт…

Наталии Гончаровой суждено было продолжить знаменитый пушкинский род, стать его хранительницей. Свою жизнь, всю без остатка, посвятила она детям, сумела воспитать их достойными имени их великого отца. И о себе оставила добрую память в семьях далеких потомков. Стоит лишь перечитать ее письма, воспоминания людей, ей близких, чтобы убедиться — «первая романтическая красавица» Натали Гончарова была и прекрасной матерью, нежной и самоотверженной. Она не предала самого главного — памяти мужа и всю свою невостребованную любовь к нему отдала его детям.

Более всего Наталия Николаевна заботилась об их воспитании. И даже в самые трудные годы вдовства большую часть своих скромных средств она тратила на образование детей, на подготовку сыновей к гимназии. А пока дети были малы и могли обходиться без учителей, уроки которых стоили дорого, Наталия Николаевна и сама каждодневно, подобно домашней учительнице, вела с детьми занятия. Ее познания, полученные в детстве и в юности, позволяли это делать…

В судьбе Наталии Николаевны есть много непознанного, загадочного. И вся ее жизнь как нимбом осенена светозарным магическим именем. Она — великая женщина, удостоившаяся великой любви. И умевшая любить…

В далеком феврале 1837-го княгиня Ольга Долгорукова, московская приятельница Пушкиных, писала из Баден-Бадена:

«Трагическая кончина бедного Пушкина все еще продолжает быть предметом всех разговоров… Все говорят про эту дуэль, и «Le Temps», поместивший на своих столбцах биографию покойного, не преминул рассказать всякие глупые небылицы. Но как грустно для его бедной вдовы сделаться известной всей Европе вследствие смерти мужа…»

Да, Наталии Николаевне судьба определит «сделаться известной всей Европе», но по иной причине…

Некогда на рукописной странице «Медного всадника» рядом со строками о Петре Великом, коему было «суждено в Европу прорубить окно», поэт нарисовал один из самых проникновенных портретов Натали. Этой хрупкой красавице с кротким и печальным взором суждено было «прорубить» свое, особое «окно в Европу». Париж и Флоренция, Лондон и Брюссель, Базель и Висбаден отныне стали пушкинскими городами! В них давно живут многие пра…правнуки поэта. Фамильное древо широко распростерло свои ветви над миром.

Да здравием цветет его семья,

Да осенят ее драгие ветви

Весь мир земной…

Судьба свела меня со многими потомками Александра и Наталии Пушкиных: Григорием Григорьевичем Пушкиным, Ольгой Воронцовой-Вельяминовой, Георгием Александровичем Галиным, Анной Тури, Александром Александровичем Пушкиным, графиней Натали Лорис-Меликовой, Джорджиной Уэрнер, Чарльзом Харолдом Баттером, герцогиней Александрой Аберкорнской, бароном Николаем Гревеницем, Борисом Борисовичем Пушкиным, Клотильдой фон Ринтелен, урожденной графиней Меренберг. С некоторыми из них впервые я встретилась в октябре 1991 года в Санкт-Петербурге, где пышно праздновался юбилей Царскосельского лицея.

Из окон фешенебельной интуристовской гостиницы, где разместились гости праздника, виднелся край Лазаревского кладбища Александро-Невской лавры. Островком далекой минувшей жизни вклинился он в суетную жизнь большого города, отделенный от нее лишь старой каменной оградой. По шумному и нарядному Невскому проспекту мчались бесконечные автомобили, сновали равнодушно прохожие, озабоченные своими житейскими делами. А всего в нескольких метрах от этого беспокойного, вечно спешащего мира под старинным тяжелым мраморным надгробием лежала она — Таша Гончарова, Натали Пушкина, Наталия Николаевна Ланская…

Впервые, быть может, за долгие-долгие годы собрались у ее могилы потомки, столь непохожие, говорящие на разных языках.

Тихо и пасмурно было в тот день на старом кладбище, мрачно и черно надгробие красавицы. Ей не довелось дожить до преклонных лет, будто природа не пожелала допустить увядания одного из самых своих прекрасных и совершенных творений.

И, словно пытаясь скрасить людскую печаль, докучливый петербургский дождик совершил чудо — на мокром черном мраморе проступило вдруг видение: прекрасные глаза с чуть приметной косинкой, этот взгляд русской Джоконды, устремленный в вечность; классически очерченная линия плеч в обрамлении легких, будто сотканных из воздуха кружев; слабое движение руки. Живая Натали, волшебная брюлловская акварель…

Пушкинская лира подобно библейскому ковчегу сберегла память тех, кто хоть единожды соприкоснулся с поэтом — и августейших особ, и сановных вельмож, и простых дворовых. Все они — только окружение поэта, лишь она — Жена, плоть от плоти мужа своего. Пушкин оставил векам имя своей избранницы, словно заключив и ее душу в свою «заветную лиру».