Баранов предостерегающе кашлянул. Кажется, я незаметно перемешал ведомства земные и небесные. Возможно, Патриархия не устраивала расширенные заседания. Или устраивала их, но называла как-то иначе. Вселенскими соборами или чем-то в таком роде.

На мое счастье, банщик был тоже не очень сведущ в тонкостях и пропустил мои ляпы мимо ушей.

– Если надо, я могу, конечно, подтвердить, – вяло признался он. – Но вообще-то не хотелось бы. Батюшка к нам в баню с открытым сердцем пришел, а мы устраиваем ему шмон… извините, обыск. Эдак если мы начнем доносить на всех, то клиентуру распугаем.

– Все в руце Божией, – заметил я нравоучительно и, осенив себя крестным знамением, отправил банщика исполнять свои обязанности.

Баранов скептически взглянул на меня:

– Без вдохновения сыграли, Яков Семенович. И текст вдобавок плохо выучили. Несли какую-то, извините, отсебятину.

– Важен не процесс, а результат, – не согласился я. – А результат налицо. Маленький фактик в нашу коллекцию.

– Чересчур маленький, – поджал губы Дима. – Тоже объясняется очень просто: склероз. Может у отца Бориса быть склероз?

– Рано еще, – возразил я. – Депутат Карасев еще в хорошей форме, в футбол может играть… – Я припомнил телекадры, когда отец Борис энергично освистывал Крымова. Прежнего Крымова, а не сегодняшнего.

Мы сели в машину, и я завел мотор.

– Куда теперь? – поинтересовался Дима. Он держал диктофон возле своего уха, следил, хороню ли записался банщик.

– Пленка-то еще есть? – ответил я вопросом на вопрос.

– Навалом, – кивнул Баранов.

– Тогда едем в Кунцевский муниципальный ЗАГС, – объявил я.

Баранов хихикнул:

– Ваше предложение так неожиданно, Яков Семенович. Неужели сразу – в ЗАГС? Мы с вами еще так мало знако-о-мы… – Журналист очень смешно сложил губки сердечком.

– Шуточки у вас, Дима, – пробормотал я, невольно улыбнувшись.

– Это я так нервничаю, – любезно объяснил мне Баранов. – Снимаю стресс. Вы ведь меня здорово испугали, Яков Семенович. Временами мне с криком «а-а-а!» хочется бежать без оглядки. Законопатиться в какую-нибудь заграницу, читать лекции в каком-нибудь Айдахо и попивать джин с тоником.

– Не упоминайте при мне джин, – попросил я Баранова. – Не дразните. Я за рулем…

Кунцевский муниципальный ЗАГС представлял собой одноэтажное здание, выкрашенное светло-коричневой эмалевой краской: что называется, цвет детской неожиданности. Возможно, колер был выбран случайно, а возможно, и с намеком. Брачующимся давали понять, что общество имеет право надеяться на плодотворность брачного союза и на возникновение новой жизни на благо родины. Впрочем, у пары, ради которой мы сегодня посетили ЗАГС, детей не было. Не завели, не успели. А потом грянул развод. И молодая семья депутата Госдумы Яворского распалась за один день.

– Более странной пары я в глаза не видела! – призналась нам дама из ЗАГСа, делопроизводительница столь сурового вида, что, казалось, ничего, кроме «пройдемте!», произнести уже не способная. Тем не менее журналистское удостоверение Димы и моя десятка легко открыли в даме артезианские запасы красноречия. Дима наплел, что пишет ответственную статью о разводах, а я направил активность делопроизводительницы в сторону четы Яворских.

– Она так на него смотрела, так смотрела! – Дама из ЗАГСа попыталась воспроизвести взгляд мадам Яворской: получился не то взгляд кролика на удава, не то гримаса библейской лотовой жены, за секунду до превращения последней в соляной столб.

– Что, со страхом? С неприязнью? – попытался конкретизировать Дима, соображая, что никакие гримасы на диктофон не запишешь.

– Да нет, – махнула дама рукой. – Как бы вам объяснить… Она таращилась на него, словно бы видела впервые… Нет, тоже не так… Она разглядывала его, как будто что-то искала… Ну, если бы ей вдруг сказали, что ее благоверный – по совместительству турецкий султан…

– То есть у него целый гарем, так? – уточнил Дима.

– Да не в этом смысле, – покачала головой дама из ЗАГСа. – Этих-то мы насмотрелись дай Боже. Нет, там дело совсем не в изменах, и разводились-то эти Яворские как раз по обоюдному согласию и, как говорится, из-за несходства характеров. Такая у нас формулировка имеется. Не-ет, она выглядела так, словно после года счастливой жизни обнаружила на месте мужа Бог знает кого…

– Ну, а муж? – не отставал Дима.

– Депутат? – Дама-делопроизводительница поджала губы. – Ну, он-то точно был такой, как всегда в телевизоре. Как будто в Думе своей выступал. Высокий такой, румяный и с женой своей говорил очень ласково. Сердцу, говорил, не прикажешь и все такое. Мне показалось, что на жену ему было наплевать и развод очень устраивал. Детей нет и хлопот нет. Расписались, потом перерасписались. Куда мы катимся? А вот еще позавчера одна пара пришла, так там муж – летчик-испытатель, и жена мне говорит…

– Спасибо-спасибо, – поспешно прервал я. – Вы нам очень помогли. – Я улыбнулся словоохотливой работнице ЗАГСа, и мы стремительно выкатились, чтобы не продолжать семейно-брачных дискуссий.

– Хорошо, что я не женат, – сказал мне задумчиво Баранов, когда мы с ним вновь оказались в машине. – Как представлю, что придется разводиться – всякая охота пропадает узаконивать свои отношения…

– А почему непременно разводиться? – полюбопытствовал я.

– Легкий я человек, – чистосердечно признался Баранов. – Разносторонний. В турецкие султаны я бы, наверное, пошел…

– Яворские, между прочим, разошлись не поэтому, – напомнил я. – Согласитесь, все точно укладывается мою версию. Обратите внимание, Дима. Из всех депутатов в нашем списке больше половины – холостяки, оставшиеся – иногородние, причем из тех, кто не спешит перевозить семью в Москву. Оставался только ОДИН женатый москвич, Яворский. И он-то как раз разводится при довольно-таки странных обстоятельствах.

– Подозрительно, – согласился Дима. – Но не более. Почему бы не предположить, что они действительно не сошлись характерами? Ну, а что она странно смотрела на него – так это, Яков Семенович, не криминал. Иногда наутро и мои подруги так на меня глядят, что впору провалиться сквозь землю… И что же, меня из-за этого прикажете тоже в доппели записывать?

– Вы правы, Дима, – признался я невесело. Каждый случай по отдельности и впрямь казался ерундой, анекдотом. Но вместе они все равно складывались в бомбу. В кумулятивный снаряд. Вопрос в том, сумеем ли мы убедить всех, что гром может вот-вот грянуть.

– Яков Семеныч, послушайте, – проговорил Дима. – В нашем списочке почти сотня имен. И почти с каждым из них, как я теперь понимаю, связана какая-нибудь мелкая странность. Костюмы, развод, забытый английский, родинка на шее…

– И всех, заметьте, связывает еще кое-что, – добавил я. – У всех них случился внезапный бзик на почве «ИВЫ». Вспомните хотя бы Крымова.