Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сандалов поднялся из-за стола.
— Мы это сделаем быстро, товарищ командующий, — резво бросил генерал. У двери он неожиданно остановился. — У меня есть вопрос, только прошу не сердиться. Я ведь не только начальник штаба фронта, но прежде всего ваш боевой друг.
— Ты о чём, Леонид Михайлович? — недоумённо передёрнул плечами Попов.
— Скажите, Верховный вас критиковал?
— Нет! — качнул головой командующий. — Я знаю, почему ты спросил. Раньше я злоупотреблял выпивкой, за что понёс наказание, меня понижали в должности и в звании. Однажды меня вызвал Сталин и крепко отругал. Я дал ему слово исправиться... Но то было раньше, теперь я, как говорят в народе, завязал. — Он сделал паузу. — Знаешь, когда вождь мне позвонил, я подумал, что он станет меня упрекать за что-либо, мол, медленно наступаем, не то и выдаст на полную катушку. Но нет, я ошибся. Вот ведь наказывал меня за склонность к выпивке, а когда я попросил дать мне танки, он не стал сыпать упрёки, а выделил для фронта целую танковую армию. Видишь, как всё обернулось! Значит, Верховный меня ценит. Да я буду лезть из шкуры, но выполню его приказ!
— Теперь и у меня на душе потеплело, — обронил Сандалов.
Пока Попов набрасывал вопросы, которые надо было довести до сведения полковников и генералов, начальник штаба Сандалов со своими людьми оповестил всех, кому надлежало принять участие в совещании. Позже, довольный, он вошёл к Попову и, потирая руки, как это делал часто, когда у него было хорошее настроение, доложил:
— Товарищ командующий, люди в штабе фронта собраны, совещание можно начинать.
— Я сейчас приду, лишь положу документы в сейф...
Когда Попов вошёл в штаб, Сандалов подал команду:
— Товарищи офицеры! — И все как один стоя приветствовали своего командующего.
— Прошу садиться, товарищи, — сказал Попов, а сам остался стоять. — Сегодня утром по ВЧ мне позвонил Верховный главнокомандующий и объявил, что просьбу Военного совета фронта он удовлетворил. В помощь нам выделена 3-я гвардейская танковая армия генерала Рыбалко.
По рядам прошёл одобрительный шумок.
— Танки нам дали, зато возложили на наш фронт дополнительные задачи, — вновь заговорил генерал Попов. — На днях мы получим директиву Ставки на этот счёт и доведём её требования до каждого из вас. Лично я все указания и советы товарища Сталина воспринял сердцем и надеюсь, что и вы с чувством высокой ответственности будете их выполнять. А сейчас в связи с новыми задачами, поставленными перед нашим фронтом, нам следует обсудить, готовы ли войска к проведению операции «Кутузов». Я всем предоставлю слово, но прошу высказываться не вообще, а по делу...
В эту минуту в штаб вошёл член Военного совета Мехлис. На его лице Попов увидел улыбку.
— Разрешите, товарищ командующий?
— Входи, Лев Захарович. По выражению твоего лица я понял, что тебе удалось переговорить с командующим 3-й гвардейской танковой армией генералом Рыбалко? Да ты садись рядом и рассказывай.
— Удалось, Маркиан Михайлович. — Мехлис сел к столу. — Павел Семёнович в это время был у главного танкиста Красной армии генерала Федоренко. Яков Николаевич сразу передал ему трубку телефона, и я с ним переговорил. После совещания я изложу вам детали, а сейчас скажу коротко. Генерал Рыбалко получил приказ Верховного перебросить свою армию в распоряжение командующего Брянским фронтом. Директива уже подписана Верховным и отправлена в наш адрес спецпочтой. От генералов Федоренко и Рыбалко вам, Маркиан Михайлович, горячий привет и пожелание бить врага мужественно и отважно!
— Спасибо, Лев Захарович! Хорошие вести ты принёс нам. После совещания на Военном совете фронта мы поговорим об этом подробно. — Попов посмотрел на сидевших в помещении штаба фронта. — Кто хочет взять слово?
— Разрешите мне? — С места поднялся командарм 63-й генерал Колпакчи.
— Прошу к трибуне, Владимир Яковлевич...
Генерал Попов стоял на ступеньках штабного домика, крытого черепицей, и курил немецкую сигарету. Табак в ней был лёгким, слегка сладковатым, и в горле ничуть не горчило. Вчера, когда он проводил совещание, его угостил трофейными сигаретами генерал Колпакчи. Маркиан Михайлович отказывался, но командарм был настойчив.
— У меня этих сигарет до черта, — говорил он. — Разведчики ходили в тыл врага за «языком», попутно прихватили в немецком блиндаже упаковку сигарет.
— А «языка» взяли? — просил командующий.
— Взяли, но когда завязалась перестрелка, немец был ранен, его притащили в наш окоп, а он уже отдал богу душу, — не без горечи констатировал командарм. — Пришлось разведчикам снова идти в тыл врага. Командир группы заверил меня, что к утру они вернутся с ценным «языком», но уже наступило утро, а их всё нет.
— Командир группы надёжный парень? — спросил Попов. — Ты ему веришь?
— Как себе, — коротко ответил командарм. — Неделю тому назад я вручил ему медаль «За боевые заслуги».
Попов раз-другой потянул сигарету и чертыхнулся.
— Дрянь в ней табак, и как ты его куришь? — На его усталом лице появилась недовольная ухмылка. — Такие сигареты курить только женщинам, а нам, мужикам, нашу махорку надо, она намного крепче.
— У меня её нет, товарищ командующий, не то бы угостил, — виновато пояснил Колпакчи.
Генералу Попову командарм нравился. «Командир он деловой, закалённый в боях, от своих подчинённых требует отдавать всего себя тому делу, которое тебе поручено», — подумал он сейчас. Сигарету Попов загасил и выбросил. Ему захотелось покурить махорки, которая пробирает до слёз.
К нему подошёл дежурный по штабу и доложил, что за ночь «никаких происшествий на фронте не случилось».
— Член Военного совета генерал Мехлис из 3-й армии генерала Горбатова ещё не вернулся? — спросил Попов.
— Он всё ещё там, — подтвердил дежурный. — В десять часов утра он будет вручать партийные билеты молодым бойцам, отличившимся в недавних боях.
— У вас есть махорка, майор? — спросил генерал. — Дайте мне закурить.
Дежурный мигом вынул из кармана кисет с