Такой видел битву Грациллоний в короткие моменты передышки. Временами мозг его работал логически: перерабатывал информацию, подсказывал дальнейшие действия, когда же вместе с Друзом он вступал в схватку, не помнил самого себя. Рубил, колол, парировал удары, покачивался от удара или испытывал потрясение от хруста костей и треска разрывающихся внутренностей. Лицо противника за щитом превращалось в маску Медузы. Пот разъедал глаза, попадал в рот, наплечники намокли, рукоятка меча скользила. Воздух, попадая в горло, разжигал в нем огонь, тряслись колени. Он осознал вдруг, что уже не молод. Все вокруг заполнилось звяканьем, лязгом, топотом, криком, стонами. Он поскользнулся на залитой кровью земле, и если бы не Друз, прикрывший его, пока он поднимался на ноги, не быть бы ему живым. Потом он смутно вспомнил, как и сам спас Ривала, когда гигант-скотт прорвал их линию. Грациллоний сражался.

В промежутках смотрел в сторону главной цели. Ниалла видно было издалека. Шлем сиял, как солнце, плащ — словно радуга. Не спутаешь ни с кем. Звенел его меч, звенел и голос. Наверняка, и ему досталось, но он и виду не показывал. Казалось, стрелы и камни, выпущенные из пращи, обходили его стороной. Ни следа усталости. Таким был бы Митра на войне. Чему же удивляться, если люди с радостью умирали у его ног?

Казалось, время исчезло, а потом явилось опять. Грациллоний стоял на мысе Ванис и слышал лишь шум ветра и стоны раненых. В глазах потемнело, голова закружилась, и он бы упал, если бы Ривал не схватил его за руку. Дурнота прошла, и он оглянулся вокруг.

Уцелевшие скотты собрались вместе и выскочили из западни. Они не пошли по тропе, которая привела бы их к обрыву, а отправились другим путем, в сторону Иса. Осталось их менее сотни, и были они потрепаны, окровавлены. Видно было, что им нанесено множество ранений, но они были вместе и сдаваться не собирались. Впереди, под ярким стягом, блестел шлем Ниалла.

На поле боя, вперемешку с ранеными, лежали груды мертвых тел, и трудно сказать, чьи лица искажала более страшная гримаса. Валялись горы оружия — стрелы и копья, камни и мечи, топоры и кинжалы серпы, молоты и дубинки, некоторые сломаны, некоторые погнуты или затуплены, некоторые готовы к новым убийствам. Кровь капала, дымилась, ярко блестела или сворачивалась в темные сгустки. Мозги, кишки, фрагменты человеческих тел запутались в траве. Над головой начали собираться чайки. Крики их становились все громче, все нетерпеливее.

Галлы и бывшие жители Иса лежали, сидели или стояли, изнуренные, опустив плечи. Грациллоний заметил, что двоих неудержимо рвет. Можно не сомневаться, что других вырвало раньше. Некоторых даже и прослабило. Возле Друза собрались ветераны, выглядевшие много лучше. Грациллоний испытал огромное облегчение, заметив неподалеку Кэдока: подняв к небу руки, он молился. Самыми хладнокровными были разбойники Руфиния. Они хоть сейчас могли идти резать глотки скоттам. В настоящий момент они оказывали помощь раненым.

Их отряд пострадал меньше других, хотя и у них потери были серьезными. Грациллоний пытался сосчитать, но не смог. Вроде бы он потерял сто человек. Если бы это произошло в его бытность центурионом, то его тут же отстранили бы от должности. Сейчас ему это, разумеется, не грозит. Скоттов погибло примерно столько же, но только потому, что их вдвое меньше.

А главный дьявол жив до сих пор.

К нему подошел Руфиний.

— Мы еще не закончили, — сказал он.

Взгляд Грациллония проследовал за его пальцем, указывавшим направление. Это Пристань Скоттов. Туда прибыло подкрепление. Грациллоний узнал корабль Эвириона, бросившего якорь на безопасном расстоянии. «Оспрей» подошла ближе к берегу. Шлюпки ходили взад и вперед, доставляя на берег бойцов. Доставленные первыми уже поднимались по тропе. Несколько человек оказались на борту вражеских галер. Галеры, очевидно, захватили без кровопролития.

Руфиний угадал мысль Грациллония.

— Нет, скотты не пошли к воде, — сказал он. — Они сразу поняли, что это бессмысленно и отправились в другую сторону.

Деформированное из-за набежавших на него туч, тускло-красное солнце спустилось совсем низко. Неужели битва продолжалась так долго? Или, может, наоборот — так быстро? Грациллоний не мог разглядеть, что происходило в сером колеблющемся море, и прищурился. Большая часть кожаных шлюпок вырвалась на свободу. Видимо, там у них были дополнительные силы. Двигались они очень быстро в западном направлении. Весла так и мелькали, а лодки напоминали грациозных летающих рыб. «Оспрей» пустился было в погоню, но он был тяжелее, и южный ветер ему не помощник, так что беглецы вскоре скрылись за мысом. Грациллонию живо представился Маэлох, орущий на гребцов и проклинающий богов.

— Пусть себе плывут, — сказал он механически. — Они донесут домой весть о случившемся.

— Нет, — ответил Руфиний. — Не такие они люди, чтобы спасать собственные шкуры. Сейчас они держат путь в бухту. Причалят и соединятся с остатками отряда Ниалла. А вообще-то они попросту увезут их оттуда.

Грациллоний уставился на худощавое лицо с раздвоенной бородкой.

— Клянусь Геркулесом, ты прав!

Руфиний коротко рассмеялся:

— Было бы лучше, если бы я ошибся. У нас теперь свежее пополнение, готовое сразиться. Мы можем загнать Ниалла в угол, а если повезет, то и шлюпки захватим.

Через Грациллония словно молнию пропустили. Мигом улетели усталость и боль. Стал сзывать волонтеров.

— Считаете, что сможете сразиться еще раз, — пошли со мной. Получите двойную порцию добычи. Не можете — оставайтесь. Вам не будет никакого бесчестья. Все мы люди. Какой смысл умирать, если вы слишком устали и не можете отправить скоттов в преисподнюю? Лучше займитесь ранеными товарищами. Молитесь за нашу победу.

Последнее высказывание было лицемерно. Он представил себе, как губы Руфиния иронически изгибаются. Тем не менее люди ждали от него таких слов.

Эвирион вышел на берег в полном боевом облачении, за ним следовал отряд моряков. Кэдок настоял на продолжении боя. Хороший знак: эти двое, постоянно ссорившиеся друг с другом, идут сейчас плечом к плечу. Вновь прибывшие рыбаки были, по крайней мере, крепкие ребята. Грациллоний наводил ревизию: Друз, Бэннон с земляками; Руфиний с уцелевшими разбойниками (у них погиб каждый третий)… во всяком случае, большая часть его бойцов была невредима, в то время как скотты сильно пострадали.

— Тебе бы лучше остаться, — сказал Руфиний.

— Нет, — отрезал Грациллоний. — За кого ты меня принимаешь?

— Ты дрался наравне со всеми. И ты нам нужен живой.

— Я должен быть с вами, погибну или нет.

Надо было отомстить и за Ис, и за Дахут. Орлиное знамя снова затрепетало на древке, и снова Ривал двинулся за Грациллонием, возглавившим войско.

Мыс Ванис стеной встал на пути ветра. Над бухтой клубилась холодная, пахнущая морскими глубинами дымка. Солнце обратилось в бесформенное красное пятно, кравшееся над шхерами. Горбились темные развалины. Беспокойно шумели волны. Они то откатывались от берега, обнажая мокрую прибрежную полосу, то энергично набегали на него, поднимаясь с каждым разом все выше. На востоке в долину просочилась ночь, и небо там было чистое, красноватое. Бледная луна висела над горами.