Когда на Жигулевском пивзаводе прорвало трубу, которая сливала в Волгу бракованный продукт, жители города сразу же бросились к прорехе с чайниками, ведрами и котелками. Бракованное пиво оказалось очень даже неплохим. Не говоря уже о том, которое прошло довольно строгий заводской контроль.

Производили и водку. С ней все было несколько сложнее — с 1902 года монополия на ее изготовление принадлежала государству, а заводы по розливу назывались складами. Калужский краевед Д. И. Малинин описывал такой калужский склад: «На правой стороне улицы высится громадное красное трехэтажное здание казенного винного склада. В нем работают 50 служащих лиц и 180 рабочих. Склад обслуживает большой район, охватывая, впрочем, не всю губернию, но в то же время отправляя часть вина и в соседние губернии. Производство склада в 19Ю г. было 560 тыс. ведер». Правда, казенные водочные заводы так и не развернулись в полную силу — в 1914 году из-за Первой мировой войны в России ввели «сухой закон».

Кстати, завод — это не одни только складские помещения и производственные цехи. Это во многих случаях еще и особняк директора, вокруг которого часто разбит хороший парк. Современник писал об одном из самарских заводов: «Особенно обращал на себя внимание нарочито устроенный механическим заводом Бенке у своего дома изящный палисадник, посреди которого бил фонтан, при блистательном электрическом освещении, этим же заводом устроенном».

А еще в России были города-заводы. То есть не в городе завод, а как бы город при заводе. Таким был, в частности, Екатеринбург. Павел Бажов писал: «Другого такого по всей нашей земле не найдешь. В прочих городах, известно, всегда городничий полагается и другое начальство тоже, а у нас — один горный начальник. И никто ему не указ, кроме самого царя да сенату. Губернатор ли там, исправник — ему ни при чем. Что захочет, то и сделает. Такое ему доверие дано. Горный начальник тут всеми поворачивал. Строгость была, не приведи бог. Теперь приснится, так испугаться можно».

Бажов имел в виду некого Глинку, действительно прославившегося чрезмерной строгостью и самодурством. А иерархия была и впрямь прописана довольно четко. Горнодобывающий завод — вещь стратегическая, государственной важности. Что там исправник со своими мелкими проблемами!

На подобном положении находился и Ижевск. Некий путешественник писал о городе в 1899 году: «Странное явление представляет собой Ижевск… Если вы увидите эти величественные красивые здания самого завода с бесчисленными трубами, с шумом и громыханием машин, с облаками пара и дыма, с огромным и красивым прудом и бегающими по нему пароходами, наконец, с тысячными толпами рабочих, то вы подумаете, что находитесь в одном из центров современной культуры. Если вы будете смотреть на деревянные, нередко убогие домики здешних обывателей, вы подумаете, что это село. Если, наконец, вы познакомитесь с порядками, точнее с беспорядками и неустройством местной общественной жизни, то скажете, что это деревня. На самом деле можно сказать, что Ижевск ни то, ни другое, ни третье. Это, подлинно, что называется, ни рак, ни рыба».

Условия труда были близки к описанным Максимом Горьким: «Станки и рабочие скучены почти как сельди в бочке. Воздух очень нечист, даже при открытых окнах в нем носится масса металлической и органической пыли, и удушлив — частью от запаха масла, которым смазывают станки, мыла, раствором которого поливают части машин, подвергающиеся трению».

Пикантность ситуации предавал профиль собственно завода — он был оружейный. Это сказывалось и на простой обывательской жизни. В газетах то и дело попадались объявления, довольно редкие в других российских городах.

А как-то раз в Ижевске выпустили художественную открытку, на обратной стороне которой значились «14 житейских советов». Первый из них гласил: «Не трать деньги зря». А последний — «Покупай ружья только фабрики В. И. Петрова». Понятно, что как раз В. И. Петров и издавал эти открытки.

Естественно, подобная специфика определенным образом сказывалась на жизни города. В одном из рапортов власти Ижевского завода отчитывались перед своим собственным начальством: «Обыватели Ижевского завода, как из оружейников-рабочих и мастеровых заводов, так ровно и служащих в администрации технических заведений и по гражданскому ведомству, крайне стеснены в средствах дать среднее образование своим детям».

Тем не менее на пистолеты деньги находились. Впрочем, можно было и не тратиться, а просто утащить оружие с места работы.

В разборках между собой ижевцы тоже не обходились без стрельбы. Один из очевидцев описывал традиционное русское игрище — кулачный бой, проходивший в этом городе: «Мне вспоминается один из таких боев, произошедший между Одиннадцатой и Десятой улицами Заречной части. Крики, удары дубинок, выстрелы слились в неописуемый шум… Дрались дубинками, вилами, лопатами, стреляли из ружей, в суматохе и свалке было трудно понять, кто кого бил».

«Спортивное» мордобитие было широко распространено в России. Во многих «заречных частях» время от времени происходило что-нибудь подобное. С одной лишь разницей — без огнестрельного оружия. Здесь же «выстрелы» — дело обыденное. Другой очевидец с философской отрешенностью докладывал: «Все рабочие здесь привыкли носить при себе различное оружие обороны (ножи, кистени, мешочки, наполненные дробью). По закону здешнему при нанесении легких ран допускается примирение с вознаграждением 10–15 рублей. Размер этот установлен обычаем. Поэтому среди рабочих развилось легкое отношение к здоровью своего ближнего». По каким-то неизвестным нам причинам автор этих строк не стал упоминать в них огнестрельное оружие. Но смысл происходившего в Ижевске передал весьма наглядно.

На заводе местные рабочие были смиренными и жалкими. Здесь вплоть до середины XIX века были в ходу физические наказания. В документах попадаются такие записи:

Эти события конечно же происходили еще до отмены крепостного права. Но и затем рабочий на своем рабочем месте оставался бесправным. Зато в выходной или праздничный день он становился безусловным хозяином жизни. И в первую очередь эту уверенность ему придавал пистолет.